— Новоселов не любил описательности, — вспомнил Гусаров. — Он терпеть не мог людей, которые для знания жизни каждый день меняли профессию. Он считал таких бичами и бездельниками. Его интересовал сам человек, и прежде всего человек. Терпеть не мог придумывать героям профессию. Считал, что дело не в этом. Так что ваше замечание, Николай Иванович, льет воду на нашу мельницу.
Раздался звонок. Появился очень красивый человек с лицом печально-значительным, с благородной сединой. Гусаров его уже где-то видел, но не мог вспомнить, где и когда.
Человек сухо и устало кивнул присутствующим, прошел вслед за Браунинг в ее маленький кабине-тик. Они о чем-то долго разговаривали, а Гусаров, да и Горчакова, судя по всему, тоже сгорали от любопытства: кто такой? Семенов загадочно улыбался и молчал.
— Кажется, я видел его в ЦДЛ, — наконец осенило Гусарова. — Ну да, типичный писатель. Типичный столичный писатель!
Семенов все усмехался.
— Что вы усмехаетесь?
— Типичный столичный писатель! — Семенов усмехнулся еще многозначительней. — Напиши Иванов, или, если вам угодно, Новоселов, о пути такого типичного писателя, читатель Кугаркин остался бы доволен.
— Вы его знаете, знаете, — заверещала Горчакова. — А может, это и есть Иванов, а, Николай Иванович?
— Нет, но похож. Только сейчас мне пришло в голову, что Иванов подозрительно «типичный писатель». С бородкой и с трубкой. И ведь нутро-то подлинное, но типичность бьет в ноздри! Как я раньше не заметил?!
Браунинг с «типичным писателем» вышли из ее кабинетика, он снова кивнул всем печально-устало, как-то даже снисходительно, и исчез.
— Кто это? — не выдержал Гусаров, ревнуя старуху к этому человеку, такому красивому и важному.
— Это? — Браунинг сделала значительное лицо, но вдруг не выдержала, расхохоталась. — Это? Это — п с е в д е ц! Псевдец вульгарис! В чистом виде.
— Цирковой фокусник, утерявший квалификацию, — добавил Семенов. — Нет, это я не образно говорю. Это так и есть. Потом жил на репризы. Знаете: «Здравствуй, Бим! Здравствуй, Бом!». Потом решил заработать сразу много, написал роман. С тех пор считает себя писателем.
— И что роман? — полюбопытствовала Горчакова.
— В нем описывались вещи и рестораны. Телефонная книга женщин. Блондинки и брюнетки, лишь в этом между ними была разница.
— Аллочки-Галочки, Раиньки-Юленьки… — вставила Браунинг.
— Ну, в общем, как поется в той песке: «Здесь были девочки: Маруся, Роза, Рая…» — допел историю Семенов.
