за неделю, а вы мне, мамо, выменяйте в Листвине лыжи. Носил, бедняжка, лозу из-за Днепра, всю кожу на плечах ободрал. А по ночам плел. В воскресенье нагрузилась Галя товаром, потащилась в Листвин. А кому сапеты среди зимы нужны? Выменять удалось лишь на паляничку хлеба да кусочек сала для заправки. Может, в следующее воскресенье повезет, утешала хлопца. Снова он сел плести корзины… А тут из города люди пришли, на ночевку попросились. Принесли разное тряпье менять на продукты. Были у них и лыжи. Парнишка как увидел лыжи — не отходит от них, только не целует. Оставалась у Гали горсть муки, из того пуда, что Шуляк дал за корову, испекла она корж — наполовину с отрубями, за корж и выменяла лыжи. Пусть у ребенка хоть какая-то радость в горький час будет. Чем детство вспомнит, как вырастет? Одна нужда, голод и холод.
Сапоги на Сашке Даниловы, латка на латке, давно каши просят, сколько уж их Галя нитками и проволокой оплетала. Парнишка всего разок с горы на лыжах съехал, упал, о наст сапогами шаркнул — и бежит домой босиком, в руках — одни голенища.
Так и простояли лыжи в хате всю зиму.
…Андрейка, задрав рубашонку, маршировал по луже, брызги красными смородинками вспыхивали в предзакатном солнце. Сашко у ворот стоял (самих-то ворот не было, их Галя еще зимой порубила на дрова). Увидел мать, метнулся навстречу:
— Мамо, Телесик не встает!
Телесиком[7] прозвали они самого маленького, Ивася.
К дому едва плелась, так уработалась за день. А услышав недоброе, полетела, откуда и силы взялись.
Телесик лежал в углу двора, под перевернутой лодкой (прятался от грозы), мокрый и холодный. Одни глазищи жили на бледном, напуганном бедой личике. Когда уходил Данило на войну, она последние дни Ивасика донашивала. Сколько жить будет, столько будет сокрушаться, что не удалось мужа дальше ворот проводить. Другие женщины аж на Батыеву гору, до самых Вересочей за подводами шли. Она ж только за ворота вышла и опустилась на лавку: живот — гора горой. На столбовой дороге против их улицы стоял уже конный обоз, мобилизованные только Поночивного и ждали. Данило не поцеловал ее, руку пожал, смущенный, как мальчик, крепко так полол и побежал. Галя плакала на лавочке, пока не толкнулся в ней Телесик. Баба Мотря с Катериной под руки отвели ее в хату, на третий день и родила.
Галя подняла Телесикову ручку и отпустила, рука упала как деревянная. Схватила сына, кинулась в хату. Андрейка бежал следом и плакал, Сашко смотрел во все глазищи. Стащила с Ивася мокрую рубашку, вытерла насухо холодное, вконец задубевшее тельце, закутала в рядно.
