— Оторваться от земли на много-много метров — прекрасно! — горячо говорила она. — Мне надо, чтобы ты наблюдал за полетом. Передашь свое впечатление, а я впишу в свой очерк. Теперь понимаешь, почему я тебя позвала?
— Но ты поступаешь, так сказать, супротив воли редактора!
— Да!.. Александр Владимирович после случая в лесу вообще не хочет меня пускать ни в какие вояжи. Поэтому я с ним и сцепилась… Тогда мне вообще не надо быть журналисткой!
Дул порывистый ветер, обжигая лицо. В небе, до этого прозрачном, повисли плотные облака.
Клава смело забралась в кабину. Летчик стал привязывать ее к сиденью широким, как у пожарных, поясом.
— Зачем?.. Разве можно выпасть?
— Так положено. А потом, мы же будем виражить! Вы просили…
Аэроплан побежал по стартовой дорожке.
Я следил за полетом.
Вдруг «Авро» замер в воздухе, перевернулся раз, другой, третий.
— Экий ч-черт! — послышался голос Швера.
Засунув руки в карманы пальто и подняв низкий кожаный воротник (наверно, насквозь промерз), Александр Владимирович прерывисто дышал.
Машина штопором падала вниз.
Швер весь сжался, изменился в лице.
«Авро», сделав еще два-три виража, пошел на посадку.
Из кабины медленно, как провинившаяся девочка, вылезла Клава. Увидела Швера. Бросилась к нему. Ткнулась головой в грудь.
Он обхватил ее обеими руками.
— Ну… как? — волнуясь спросил Швер.
— Оч-чень хорошо! — Клава вскинула голову.
Швер еще крепче обнял ее и поцеловал в разгоревшуюся от мороза щеку.
С аэродрома возвращались в редакторском «фордике». Швер, дымя папиросой, посматривал на Клаву. Она торжествовала: и твердость характера проявила, и полет был великолепен.
Меня подмывало заговорить со Швером о пробеге. Но я понимал, что обстановка не та, да и настроение у него не для такого разговора. Пошлет к черту — и все!
«Фордик» остановился у подъезда «Коммуны».
— Выматывайтесь! — весело сказал Швер. — Клава! Подготовь очерк. Вернусь к вечеру. Размером не ограничиваю.
И уехал на продолжавшееся совещание трактористов.
В конце дня Александр Владимирович подписывал в набор очерк о первом воздушном крещении отважной журналистки. Показал мне заголовок, сделанный его рукой: «Оч-чень хорошо!»
— Очень хорошо! — одобрил я, заметив про себя, что редактор в отличном настроении.
— Люблю такие сюрпризы! — признался он.
— Есть еще один сюрприз. Надеюсь, тоже приятный, — сказал я, «идя в атаку».
Против моего ожидания, Швер слушал меня с глубокой заинтересованностью. «Понял, конечно же понял, что это даст для авторитета «Коммуны», для СК-2, для всей страны!» — обрадовался я. Но чувствовалось, что в душе у Швера борьба: сказать «да» — не может, не поговорив с Варейкисом, сказать «нет» — язык не поворачивается.
