— Еще не устал! — сердито оборвал Котов.
— По графику положено, дружище.
— К черту все графики, все списки! Вычеркни меня!
— Запсиховал?.. — с усмешкой проговорил Живоглядов и ушел, поскрипывая ботинками.
Стало ясно: Котов уходит или его «уходят» из «Коммуны».
— Да, ухожу! — признался он, провожая меня на вокзал, к дачному поезду. — Назначают редактором в Рассказовский район.
— В район?.. А как же без тебя Липецк, КМА?
— Незаменимых нет!.. Понимаешь, сначала в отделе печати обкома я возражал. Затем посоветовался со Швером. Он рассеял все мои мрачные мысли. Я позвонил Елозе: «Оформляйте. Согласен…» Понимаешь, это даже интересно, даже, черт возьми, почетно!.. По всей стране, ты знаешь, создается сеть районных газет. Постановление ЦК… В ЦЧО — восемьдесят новых газет открываются! А рассказовскую решили сделать образцовой. И название подходящее дают: «Вперед»!
Мы шли по проспекту Революции, залитому прозрачным вечерним светом. Котов рисовал заманчивые перспективы. Он едет в район (неподалеку от Тамбова). Начинает все с первого кирпичика: подыскивает помещение, набирает штат сотрудников, оборудует типографию, цинкографию, устанавливает радиоприемник — уйма дел! Каждый день — в котле жизни!
Он остановился. Пристально посмотрел на меня.
— Поедем вместе, а?.. Не пожалеешь!
— Что ты, Котыч? Оставить Веру?
— Почему оставить? Забрать!
— Она не захочет в район.
— Как это — «не захочет»? Муж уезжает, а она «не захочет»!.. Уговорим!.. Ты будешь моим замом. Изучишь типографское дело. А здесь тебя засосет текучка, полиграфической мудрости не наберешься, а без нее — какой же ты журналист?! Наладим газету и через год — обратно в Воронеж!
— Только на год?
— Не больше. Год пролетит — и не увидим… Елозо сказал, что могу пригласить в замы любого сотрудника «Коммуны». Я и остановил свой выбор на тебе.
В предложении Котова, в его размышлениях я почувствовал вдруг охватившую меня притягательную силу.
— Спасибо. Но…
— Никаких «но»!.. По рукам.
— Такие вопросы… посреди проспекта…
— Эх, размазня!
Мы продолжали идти молча. Я вглядывался в гордые тополя и величавые каштаны, в яркую зелень Петровского сквера, в бронзового Петра, указующего перстом… «Покинуть Воронеж?..»
У ворот Первомайского сада сидели торговки цветами и нараспев предлагали: «Цве-е-то-о-чки!.. Свеженькие цвето-о-оч-ки!..» Котов, пошарив в кармане, купил два десятка пионов. Протянул мне:
— Вере! Аванс за ее благоразумие!
В поезде, слепо уставившись в окно, я погрузился в раздумья. Конечно, рассуждал я, Рассказово может стать еще одной ступенькой вверх на моей журналистской лестнице. А на семейной?.. Как бы не ступенькой вниз. И двух лет не прошло после женитьбы, а я оставлю Веру на целый год тосковать, нервничать… Почему нервничать и тосковать? Не за тридевять земель еду. Есть телефон, почта… Наконец, каждый месяц смогу приезжать в Воронеж по редакционным делам. Да и Вера через какое-то время возьмет отпуск на неделю за свой счет и прикатит в Рассказово… Мужества, видно, у меня не хватило сразу согласиться на предложение Котыча. И впрямь — размазня!.. Уговорю Веру! Настою!
