Дальше Варейкис стал подмечать языковатые неточности в рассказе, композиционные срывы, «мертвые» детали и особенно выделял идейные просчеты.
Слушая его, я досадовал: «Как же так, все мы не увидели ограниченного, бездумно-наивного мира героев? Как не заметили идейной ущербности рассказа?..»
Переглянулся с Подобедовым. По выражению его лица понял: согласен с Варейкисом и злится на самого себя.
— Иосиф Михайлович, ты знаешь… ты не очень-то вбивай гвозди. Все же тело живое! — вмешался Панферов.
— Я, может быть, говорю резко, но от души, желая всем вам только добра!
Варейкис оттолкнул лежавший перед ним портфель. Сказал тоном, не допускающим возражений:
— Надеюсь, все вы, и в первую голову Швер, уяснили, что незачем было возводить Пескова в ранг «первого писателя области». Это архиопасно, антипедагогично!
Он подошел к угрюмо сидевшему автору, положил руку ему на плечо. Мягко, примирительно сказал:
— Поймите меня правильно, Песков! Я не «гвозди вбиваю», как тут выразился Панферов, а забочусь о вашем таланте, о вашем творчестве. Согласитесь, что когда молодой литератор подает на конкурс имени партийного съезда подобное сочинение, — это нелепо и, честно говоря, обидно за начинающего способного беллетриста, попавшего в сети незатейливой идейки… Не посчитайте, бога ради, что ваш секретарь обкома — ханжа. Нам, пролетарским революционерам, и нашим пролетарским художникам чужды ханжество и лицемерие!
— Ваши замечания учту!.. — твердым голосом произнес Песков, не поднимая глаз на Варейкиса.
— Отлично! Вот, собственно, товарищи, что мне хотелось и надо было высказать вам… — заключил Варейкис. — А это — мое письмо в редакцию журнала. — Он передал Подобедову вынутые из портфеля листы бумаги. — Тут почти то же самое, что я говорил, только несколько подробней. Сочтете возможным, прошу опубликовать в «Подъеме»… Теперь, что у вас ко мне по издательству?
Швер сдвинул брови:
— Вопрос отпадает.
Варейкис улыбнулся и звонко щелкнул замком портфеля. Натягивая шинель, сказал:
— Прошу, товарищи, не обижаться за некоторые неприятные эпитеты в адрес автора и критика. Песков — наш соратник, но, как говорится, «Платон мне друг, но истина дороже»!
После ухода Варейкиса в зале зашумели, задвигали стульями.
Швер чиркнул спичкой, закурил папиросу.
— М-да!.. — протянул он. — Чтоб ни дна ни покрышки… и критикам и «классикам»!
Он зло швырнул спичку в пепельницу.
II
Я ехал в трамвае и поглядывал в окно на горевшие в осенней мокряди фонари, на тротуары с силуэтами пешеходов. Мучительно раздумывал об ошибках Пескова. Не заметил, как остался один в вагоне и очутился на конечной трамвайной остановке.
