Мать еще была на исследовании. Яно слонялся по коридору, по двору, по больничному парку. Курил. Заговорил с каким-то старичком, сидевшим на лавочке, угостил его сигаретой и опять закурил сам. Время ползло еле-еле.
К полудню в коридор вышла медсестра и открыла обе створки дверей. Мать увозили на каталке, уже одетую в полосатую больничную рубашку. Сына она не видела, лежала с закрытыми глазами.
Яно вошел в кабинет. В комнате была только врачиха, она стояла у окна и задумчиво смотрела на улицу.
— Вы ее сын? — спросила она.
И когда Яно ответил утвердительно, сказала:
— У нее открылась язва желудка, дня два назад, не меньше. Будем оперировать.
Яно собирался спросить, очень ли это опасно, но врачиха продолжала:
— Почему не привезли раньше?
— Да она не жаловалась. До вчерашнего вечера. Не хотела ехать, — объяснял Яно, уставясь в пол, словно чувствовал себя виноватым, что не приехал вовремя.
— Сейчас можете возвращаться домой, — сказала врачиха. — Приезжайте завтра утром.
Он медленно направился к выходу. У самых дверей врачиха остановила его:
— Погодите. — Она подошла к нему. — Если у вас есть масло, сметана, свежие яйца, привезите, я куплю. Знаете, в городе трудно достать свежие продукты.
— Конечно, пани доктор. Я приеду первым же поездом, — сказал Яно.
Врачиха проводила его до коридора.
Съехались дети и внуки, зятья и невестки.
Сестра Елена, постаревшая, в сопровождении целого выводка. Дети болтали только по-венгерски, совсем басурмане. Они распрягли за амбаром лошадей, привязали к акациям. Лайош держался особняком.
Из Бановец приехала Лойзка с мужем в черном «тюдоре». Детей у них не было и не будет.
Палё прибыл на служебном «татраплане» с шофером. Жена у него молодая, дети нарядные как куклы.
Сестра Верона и зять Штефан — у него руки, словно лопаты.
Феро с Марией приехали последними. Они провели всю ночь в дороге, у обоих глаза слипались от усталости. Привезли с собой старшую дочку, та увидела бабушку в первый раз.
Приехал и Михал — черная овца в благородном семейство. Из всех родственников только он был один и без чемоданов.
Яно лежал на кровати в задней комнате. В садике под окнами курили родственники. Кто-то засмеялся: «Янко — дурак!» Он плакал, даже когда приколачивали крышку гроба.
Поминки затянулись до поздней ночи. Заглушив как следует горе, уложив младших детей спать, родственники приступили к деловой части. Вносили предложения одно лучше другого, а до согласия было далеко.
Палё вытащил из портфеля бутылку.
