В тени шелковицы | страница 118
Клеман жил вместе с братом. Покуда не вошла в семью невестка, никто никогда его в том и не попрекал. Ведь в конце концов одна седьмая дома принадлежала Клеману.
Спервоначалу Иолана держала язык за зубами. Но позже, освоившись, она, как только могла, цеплялась к Клеману, подготовляя почву для решающей схватки.
Наконец и сам покойный брат сказал Клеману:
— Чтобы не случилось в семье греха, будет лучше, если ты уйдешь. Они молодые, вся жизнь впереди. Хочется им жить по-своему.
— Пускай живут как знают, я им не помеха, — ответил Клеман.
— Еще какая помеха, — сказал Клеману покойный брат. — Ты и представить себе не можешь, какая ты им помеха.
— И чем я мешаю? — Понять этого Клеман не мог.
— Когда видят тебя, вспоминают вещи, о которых лучше бы забыть. Норовят забыть, да только тебя увидят, снова о них вспоминают.
— Они что́, сказали тебе о том? — поинтересовался Клеман.
— Зачем мне о том говорить? Я и сам вижу. Глаза у меня на что? — сказал ему брат.
— А я вот не вижу, — строптиво возразил Клеман.
— Норовят забыть, да только тебя увидят…
— Никогда я этого не возьму в толк, — сказал Клеман и отправился в корчму.
В последующие дни отношения между ними еще больше обострились.
Собрались они как-то вчетвером. Спорили так, ни о чем. Наконец Клеман не выдержал и бухнул сгоряча:
— Ну и дурень же ты! Какой же, однако, ты дурень! — сказал он молодому Штефану.
— А вам бы поменьше вмешиваться, — огрызнулся тот. — Лучше бы помалкивали!
— Какой же, однако, ты дурень! — повторил Клеман.
— Коль не уйдете вы, уйдем мы! — пригрозил молодой Штефан.
— Ну зачем так, — сказал Клеманов брат.
— Этот дом ведь принадлежит и мне, — добавил Клеман.
— Седьмая часть, — с готовностью уточнила Иолана. — Седьмая часть, не больше того.
— Все же больше, чем тебе, — отрезал Клеман.
— А вот и нет, — сказал молодой Штефан.
— Почему? — спросил Клеман.
— Принадлежит ей здесь столько, сколько и мне.
— Разве?
— Ну да.
— Тогда выплатите мне мою долю, и я уйду! — бросил Клеман, но всерьез об этом не думал.
Его удивило, как ухватились они за его слова. Когда сказали ему, что, мол, хорошо, тут он и понял, какую кашу заварил. Но от слова своего не отступил.
На другой день отправились они в город и у нотариуса оформили сделку. Клеман взял денежки, собрал свои вещи и отбыл в отдаленный город на севере республики.
Шесть лет он был на фабрике истопником, потом ушел на пенсию. Все шесть лет вкалывал как черт, по ночам и воскресеньям. Заработал кучу денег, но, что важнее всего, большой заработок повлиял и на пенсию. Начислили ее сверх всяких ожиданий.