— Ой, Васька, убьют!
По железной дороге путь уже отрезан. Влево тоже податься некуда. Единственный путь — через реку, а она извилистая и быстрая. Я скинул бушлат, переплыл с винтовкой на плече. Берег оружие — пригодится.
Когда подбежал к первой реке, то увидел, что люди пачками бросаются сгоряча в воду, а вылезают немногие. Я решил: «Нет, брат, шалишь, погибнуть я всегда успею, лучше я сначала, отдохну, погляжу, а потом уже буду плыть». Шагом подошел к реке, огляделся, выбрал удобное место и поплыл. Выбрался, вижу: едет какой-то кавалерист. Подъезжает он и говорит:
— Садись, матрос, подвезу.
Прискакали ко второй реке.
Я походил немного по берегу, затем поплыл. Впереди меня матрос плывет. Вижу — едва выплыл он, лежит на берегу, за траву держится и выбраться наверх не может. Подплываю я, тоже из сил выбился. Чувствую, дело идет к концу, что-то говорю ему. Он отвечает:
— Рад бы, браток, помочь, да сам едва лежу. — Потом вдруг крикнул: — На тебе!
И махнул рукой, словно веревку по воздуху бросил. Я знал, что он мне ничего не бросал и ухватиться мне было не за что, но вот поди ж ты, это-то мне и помогло. Я сделал рывок из последних сил, кинулся вперед, почувствовал, что уже лежу на берегу, и схватился за траву. Там мы лежали — два человека, матрос и летчик; потом отдышались, встали и пошли, обнявшись.
В Самаре уже светало, когда раздался свисток грузиться на пароход. Я погрузил пожитки на автомобиль, а вернувшись в комнату, свалился и уснул. Проснулся утром — смотрю: стоит «максим» (ручной пулемет) на окне. Я забрал его, гранаты — за пояс и пошел скорей на пристань. Пароход уже отчаливал. Едва успел перебросить за борт пулемет.
Направили меня в Красное Село, в школу высшего пилотажа, но поучиться там особенно не пришлось.
На Петроград шел Юденич. Я собирал машины «Ньюпор» и «Соффидж». Был я и на Северной Двине, под Котласом. Собрали мы самолет «М-20», поставили его на баржу и отправились с летчиком Шлатером на фронт.
Мы вылетали засветло, подымались над рекой и уходили к англичанам — бомбить. А на обратном пути сбрасывали в деревни листовки и газеты на русском и английском языках.
Какие это были машины, на которых мы тогда летали! Жалкие, тяжелые, продырявленные. А как мы тряслись над каждой каплей бензина, как волновались! Летишь и не знаешь, вернешься или нет… Тогда летчик был сам и столяр, и маляр, и механик. И все-таки машины служили свою службу. Мы били с них врагов, и мы же листовками вербовали себе друзей среди английских солдат. Хорошая, полезная для меня школа…
