Я был у Иванова дома в дни его выздоровления. Он встретил меня своим обычным возгласом:
— А, наш специальный корреспондент!
Странно было видеть Иванова, всемогущего и размашистого начальника строительства, которого мы привыкли наблюдать веселым, энергичным, орущим, рычащим, без устали шагающим по строительной площадке или проносящимся по ней на велосипеде, странно, говорю, было видеть его вдруг притихшим, пьющим с ложечки какую-то микстуру, укутанным в шерстяной платок, улыбающимся слабой, робкой, какой-то виноватой улыбкой. Он тяжело, прерывисто дышал, его серые, навыкате, глаза лихорадочно блестели, щеки заросли седой щетиной.
Его вместе со мною навестил старый питерский товарищ, металлист, занимавший крупный хозяйственный пост в автотракторном объединении: Он говорил Иванову, который, хмуро отвернувшись к окну, слушал его:
— Ты, Василий, нетерпелив. Тебе, если хочешь знать, спокойствия не хватает.
Иванов не оборачиваясь отвечал:
— Плохо же ты меня знаешь… У меня действительно нет спокойствия, а вернее сказать — равнодушия. И не будет… Тут один писатель, Толстой фамилия его, говорит, что главное качество Облонского состояло в том, что он был совершенно равнодушен к тому делу, которым занимался, и потому никогда не увлекался и не делал ошибок. Страница четырнадцатая.
Он обернулся и перехватил удивленно-веселый взгляд питерского дружка.
— Значит, читаешь? — после короткого молчания спросил питерец.
— Почитываю, — сказал Иванов.
— Времена, Василий, другие, — осторожно сказал питерец. — Ведь как у тебя было: «Сарынь на кичку!» А теперь, браток, так не пойдет.
Иванов дернул плечом.
— Ну, было такое, ну, заворачивали баржи с лесом. Ну, стояли дозорные на Волге. Ну, брали напором. Но ведь я не один так делал. Ты спроси Дыбеца, как у него строилось на автозаводе в Нижнем…
А питерец продолжал осторожно, но твердо:
— Смена стилей… — Он оживился и стал рассказывать о приезде Серго Орджоникидзе в Нижний, на Автомобильный.
Когда питерец ушел, Василий Иванович, оглянувшись на дверь, скинул с плеч шерстяной платок и с неожиданной для его грузной фигуры силой сорвался с постели и перемахнул на стоявший у окна кожаный диван, уселся на нем, поджав по-турецки ноги.
— Рассказывай… Где был? Что видел? У Свистуна был?
Я ответил, что был у Свистуна на Харьковском тракторном, был у Ловина на Челябинском тракторном.
Иванов с каким-то ревнивым чувством воспринимал все, что делалось на ХТЗ и ЧТЗ.
— Да, — сказал он, не скрывая своей зависти, — им-то будет полегче нашего… Тропку-то мы пробили.
