— Она у меня смелая, — говорил Тарасов. — Только из-за малыша и отстала. А теперь вот, как получится… Кто знает, когда встретимся.
— Счастливый ты, Михаил, — задумчиво сказал Буров. — А вот у других жены, так те по ошибке за нашего брата-геолога выходят… Знаю я одну такую. Все было хорошо. Но уехал супруг в тайгу. Ну, конечно, телеграммы, письма. И ответы получал, так чтобы ниточка не обрывалась, а потом, как свалился там да начал к себе звать, просто отказалась ехать и все. А он хоть выкарабкался из тайги и из болезни, только верить в людей стал с оглядкой. Да, сложная у нас брат, профессия…
— А до чего же обидно, когда о нас начинают разные сказки писать, — улыбнулся Тарасов. — И такая-то красота вокруг, и воздух тебе, и водопады, и сказочные ущелья, и клады земные, и охота, и ягоды, и дым костра…точно только в этом дело. В общем бросай все и беги в геологи.
— Да-а-а… Навьючить на такого писаку пуда четыре груза, надеть дырявую сетку, что от комаров, дать стоптанные сапоги без подметок да отправить в маршрут… Эдак, хотя бы на полмесяца! Чтобы и солнышко и дождик, и переночевать разика два-три в болоте, а потом снежком сверху, по мокрой телогрейке, при этом заставить пробы мыть, образцы брать и все наблюдения записывать.
— Пожалуй, после такой «экскурсии» он написал бы правду; знали бы тогда люди, что почем достается.
— Может случится наоборот. Помню я одного геолога. Да и ты его, наверное, знаешь — Евгений ТрифоновичШалов. Однажды мы с ним были на Крайнем Севере. Там на старых картах значился «город Верхне-Колымск». Оказалось, что он рядом с новым поселком, под совсем другим названием. Ну, решили сходить посмотреть на старину. Потратили полдня. Кое-как добрались до группы полуразваленных глинобитных юрт. Их там даже не хатами, а хатонами называют. В них и люди и скотина вместе зимуют. Между юртами такая же полуразваленная старая церквушка. Это и числилось «городом». Вечереть начало. Спасибо какой-то местный житель нас на лодчонке до нового поселка вывез. Измучились, комары заели. Голодные пришли, как звери, а есть нечего. Так Шалов с меня слово взял, чтобы я никому правду не говорил. Авось, еще кто-нибудь на такую «экскурсию» попадется. А ты говоришь, корреспонденты…
Помолчали. Потом Буров добавил:
— Да если всякую нашу скуку описывать будут, никто печатать не станет. Не поверят.
— А ведь они по-своему правы. Главное не в скуке. Неужели ты не любишь нашего дела?
— Люблю!
