Высказав эту новую точку зрения, Бинион предпринял попытку вмонтировать роль врача-еврея в традиционную схему эдипова комплекса: «Ненависть… направленная Гитлером против евреев, теперь подпитывалась гневом, который он бессознательно испытывал против доктора-еврея Блоха — жадного до денег губителя матери. Этот гнев, некогда вызванный «кастрирующим» отцом, теперь переместился на доктора Блоха». Интерпретация Биниона имеет своей целью также расширить значение связи между Адольфом и его матерью, существовавшей в раннем детстве: Германия заняла место матери, и из этого мнимого переплетения возникло желание отомстить и искупить ало. Это же имеет в виду Штирлин, говоря о «Германии», как о новом материнском символе. При этом он исходит из того, что в детстве связь между Гитлером и матерью носила амбивалентный характер. С одной стороны, излишне балуя сына, мать внушила ему убеждение в собственной исключительности, но, с другой стороны, излишне крепкие узы оказались препятствием на пути развития его личности. В результате, по Штирлину, развилось столь же амбивалентное стремление, с одной стороны, к симбиотической близости, и, с другой стороны, к освобождению от этой близости. Этот конфликт достиг кульминации во время смертельной болезни матери. С одной стороны, сыну страшно было потерять мать, но одновременно в подсознании жила мысль о скором и желанном освобождении от ее удушающих объятий. Этот конфликт породил чувство вины, искупить которую он стремился, нежно ухаживая за матерью. Ему удалось лишь смягчить чувство вины, но полностью он от него так и не избавился. Лишь после поражения Германии в 1918 году, оказавшего на него удручающее действие, Гитлеру представилась возможность полностью преодолеть этот конфликт за счет того, что он — и здесь Штирлин разделяет мнение Биниона — «перенес на Германию чувства, ранее бессознательно связывавшие его с матерью», и, таким образам, «родина стала его единственной невестой».
Какие бы последствия смерть матери ни оказала на его последующую жизнь и деятельность, но вначале шок от вне всякого сомнения тяжелой потери никоим образом не заставил его посмотреть на жизнь открытыми глазами. Выполнив необходимые формальности, он сразу же возвратился в Вену и вновь погрузился в мир собственных фантазий. Он еще два раза безуспешно сдавал вступительные экзамены в Академию изобразительного искусства, и первый год в Вене прошел в бесцельных шатаниях по городу, во время которых он иногда зарисовывал фасады зданий. Тем не менее, как следует из рассказов Кубицека, Гитлер полагал, что подобным способом сумеет приобрести базовые знания, необходимые для профессии архитектора.
