22 октября 1907 года он посетил доктора Блоха и узнал от него, что мать, судя по всему, прооперировали слишком поздно, и вся плевра была усеяна метастазами. В качестве единственной возможности лечения доктор Блох предложил ежедневную локальную аппликацию йодоформа на открытую рану, что и делалось регулярно, начиная с 6 ноября. По словам домашнего врача, Клара Гитлер переносила постоянно нарастающую боль «мужественно, непоколебимо и без жалоб». В эти недели Адольф трогательно заботился о матери, спал рядом с ее постелью и готовил для нее пищу. Когда ранним утром 21 декабря она умерла, доктор Блох увидел ее сына рядом с ее смертным ложем, лицо его было бледным, в руке был рисунок, изображающий покойную мать. Врач-еврей позже так рассказывал об этом моменте отчаяния в жизни будущего диктатора: «За всю мою карьеру мне не встречался человек, столь исполненный горя, как Адольф Гитлер». Эрих Фромм в поддержку выдвинутого им тезиса о «злокачественной кровосмесительной привязанности» утверждает, что реакция Гитлера на гипертрофированную заботливость Клары состояла в том, что он холодно и эгоистично замкнулся в броню нарциссизма и поэтому внутренне безучастно воспринял смертельную болезнь матери. Однако ситуация, описанная в недавно расшифрованных и обработанных записках доктора Блоха, говорит о том, что это вовсе не так. В своем историко-психологическом труде «Hitler und die Deutschen» («Гитлер и немцы») Рудольф Бинион справедливо указывает на то, что, как однозначно следует из этих материалов, во время последней стадии смертельной болезни матери Гитлер не болтался в Вене, забыв об умирающей матери, как полагает Фромм, а провел это время у постели больной, ухаживая за ней. В попытке интерпретировать личность позднего Гитлера Бинион отводит центральное место тому факту, что доктор Блох, лечивший мать Гитлера, был евреем. Хотя сам Гитлер требовал от врача применения всех терапевтических возможностей для облегчения страданий Клары и всегда был благодарен за это доктору Блоху, что нашло свое зримое выражение в разрешении на выезд в США, выданном в 1940 году, он увидел, тем не менее, в этом враче-еврее человека, который не только отравил его мать, но и извлек финансовую выгоду из ее страданий. Согласно Биниону, эта мысль, тлевшая в подсознании Гитлера, в ноябре 1918 года, в момент военного поражения Германии, изверглась на поверхность сознания, и так как истинными «ноябрьскими преступниками» он считал евреев, то с этого момента Германия заняла для него место матери, а себя он считал обязанным отомстить тем, кто ее искалечил и унизил. Бинион полагает, что лексика, которую Гитлер употребил в чудовищном приказе о начале систематического, организованного массового убийства и окончательного истребления евреев, обусловлена бессознательным воспоминанием об операции матери по поводу рака: «Удалить, вырезать, экстирпировать еврейский рак из тела немецкого народа».
