Но страшнее воды болтанка. Шхуну бросает из стороны в сторону, и порой кажется, что она остервенело отплясывает под аккомпанемент волн какой-то дикий танец. И тут псе вещи, окружающие вас, спешат доказать свою способность двигаться, падать, греметь, звенеть, трещать. Они объявляют войну человеку. Убегает из-под ног палуба. Падают с полок книги, тарелка неожиданно выплескивает тебе на колени горячий суп, а потом очертело мчится куда-то через стол, и ты, подхватив ее на лету у самого пола, обжигаешь себе еще и руки.
Часто пишут, что с качкой легко бороться, стоит только научиться косолапить, широко расставив ноги. Косолапить легко в книгах. А на корабле нужно быть акробатом, чтобы двигаться по уходящей из-под ног палубе, нужно обеими руками держаться за край койки, чтобы тебя во время сна не сбросило на пол: кому охота просыпаться с помятыми боками.
Но главное даже не в этом. В первые два дня качки неимоверно болит голова. Под ложечкой сосет так, что невинное приглашение к обеду выглядит личным оскорблением. Совсем не нужно учиться косолапить, широко расставив ноги. Ходить вообще не хочется. Хочется лечь и забыть обо всем на свете. Всего в двадцати сантиметрах от твоего уха в корпус судна гулко бьет волна. Шхуна дрожит, будто хочет развалиться на части. Думать ни о чем не можешь. Голова сдавлена невидимым обручем. Как автомат идешь на вахту. Как автомат каждые полчаса делаешь отметку на лентах самописцев. Нужно крепко держаться, чтобы не бросило в сторону: палуба коварна, а углы у приборов до ужаса остры.
Через два дня морская болезнь проходит. Прежде всего это чувствуют в камбузе: в столовой просят добавки — значит, люди приходят в себя. Лица, успевшие позеленеть за эти дни, вновь покрываются румянцем. Теперь мы не лежим по каютам. Свободные от вахты идут на ботдек. Тут не только можно вдохнуть свежий ветерок, но и щелкнуть на память несущиеся мимо волны. Мы начинаем оживать. Качка-то, оказывается, пустяк, только держись покрепче за леер.
И черная линия на ленте барографа дрогнула, проковыляла немного по горизонтали и поползла вверх. Радист все время пропадает в радиорубке. Мне иногда кажется, что он родился с наушниками или, во всяком случае, они приросли к его голове. Он все слушает, слушает. А капитан хмурится нее время. Вести неважные. Эфир наполнен сигналами «SOS». Зовут дальние корабли. С нашим ходом до них не дошлепать и в трое суток. Да и чем мы поможем? Возьмем на буксир? Это с нашими-то тремя сотнями лошадиных сил? И суша не радует вестями. Первый тайфун помчался в Охотское море. Но следом идет второй. Он уже на параллели Южной Японии. Куда повернет: на материк или прямо на север, в наш район? А у Филиппин зародился еще один. Метеостанции толком не определили ни его силы, ни скорости передвижения. Но он уже получил имя «Зельма». Имя красивое и таинственное. Но встреча с ним вряд ли будет приятной. И далекую незнакомую «Зельму» мы окрестили попроще и попонятнее — «Шельма».
