Истина стоит жизни | страница 41



Шейх Амир согласно кивнул. Что правда, то правда; только каково-то ваше обращение со свободными людьми иного, чем у вас, цвета кожи! Шейх вспомнил, что рассказывал ему Бертон о своих носильщиках ваньямвези. На другой же день после прибытия в Казе носильщики пришли за расчетом: идти дальше Уньянъембе они отказывались. Получив условленную плату в тканях и меди, они повернулись и ушли, не сказав ни слова привета, даже не кивнув на прощанье. Бертон приписал это их дикарству, однако шейх Амир знал, что эти «дикари» умеют не только быть приветливыми от души, но и блюсти определенный этикет. Получая от своих многочисленных агентов подробную информацию обо всем, что говорят в народе, шейх впоследствии выяснил истинную причину холодности ваньямвези: они были в большой обиде на своих нанимателей.

Дело было вовсе не в том, что вазунгу ни разу никому не дали попробовать ни румяных пирожков из белого теста, начиненных рубленым мясом, ни ароматных горячих напитков, что готовили повара гоанцы на походных печурках, — пусть бы давали вдоволь привычной каши из грубого проса да почаще разрешали забить козу или телка, и то хорошо; но почему они велели своим прихлебателям гнать африканцев, когда те приходили посмотреть на их диковинную еду? Жалко им было запаха? Почему за все четыре с лишним месяца пути вазунгу не сказали никому из носильщиков не единого доброго слова, никого из них не назвали по имени? Почему не приходили на привалах посмотреть на пляски ваньямвези, почему не подсаживались к их костру послушать песни, почему, даже когда носильщики пели про их же собственный караван, они не обмолвились ни одним, хотя бы даже неодобрительным замечанием? А ведь песня была неплохая:

Музунгу мбая[12] идет от берега моря,
Давай, нажимай!..
Мы все пойдем за музунгу мбая,
Давай, нажимай!..
Пока он будет давать нам пищу,
Давай, нажимай!..
Мы перейдем через реки и горы,
Давай, нажимай!..
С караваном этого большого мундева[13].
Давай, нажимай!..

И еще было много в ней правильных слов, и напев был очень красивый. Они называли бвану Бертона «злым музунгу» не затем, чтобы его обидеть, а с тайным умыслом: может быть, он хоть на эту маленькую дерзость обратит свое высокое внимание, может, скажет им какое-нибудь слово на их простом языке, может быть, хоть выругает их, и тогда они объяснят ему, что это шутки ради они называют его «мбая», потому что у него всегда такой сердитый и озабоченный вид… Но нет, ничего не сказал им музунгу мбая, ничего не услышали они от белых людей за всю дорогу, кроме резких команд: «бери груз!», «пошел!», «быстрей!». Так они и расстались, не обменявшись ни единым добрым словом. Считали их вазунгу вообще людьми? Или они были для них все равно что вьючные ослы?..