Истина стоит жизни | страница 31
«Черт его принес», — подумал Трост и спрятал письмо. Рибейро из-под густых бровей наблюдал за каждым его движением.
— Кстати, сеньоры, французский консул по всему городу разыскивает своего секретаря.
Это было похоже на правду: Гримо задержался сегодня дольше обычного. Продолжать разговор в присутствии третьего лица было невозможно. Гримо поднялся и сказал Тросту на немецком языке, которого Рибейро не понимал:
— Придется уйти. Я подожду тебя у поворота на Невольничий рынок. Сейчас темно, поговорим на улице. Не задерживайся и постарайся не вызвать у него подозрений. До свидания, джентльмены, — добавил он по-английски. — Желаю приятного времяпровождения.
Едва француз скрылся за дверью, Рибейро подошел к Тросту вплотную, посмотрел на аптекаря сверху вниз и сказал внятно:
— Давай-ка сюда эту писанину, ты, медицинская пиявка.
— Как вы сказали? — пробормотал Трост и попытался подняться, но Рибейро тяжелой ладонью придавил его к креслу, после чего без лишних церемоний полез к Тросту в карман сюртука.
— Погодите, что вы делаете! — хрипло взвизгнул перепуганный Трост и обхватил впалую грудь обеими руками, защищая свое сокровище.
Тогда Рибейро огромным кулаком стукнул Троста сверху вниз по круглой голове; голова мгновенно поникла, как у спящего, а руки повисли вдоль тела. Рибейро вытащил конверт, выпил еще стакан рому и вышел.
Всю ночь аптекарь Трост разыскивал Рибейро по притонам Занзибара, но нигде не мой найти. Лишь к вечеру следующего дня он застал негоцианта на квартире.
— Какое письмо? Да ты в своем уме? — ответил португалец. — Нет у меня никакого письма. Не веришь — иди, жалуйся.
В том-то и беда, что жаловаться Трост не мог. День за днем он приходил к дому Рибейро и, если тот удостаивал его аудиенции, слезно умолял вернуть письмо. Но португалец только забавлялся его мольбами: послушав, он прогонял аптекаря с угрозой донести на него английским властям. Наконец, когда посещения Троста ему окончательно надоели, Рибейро сказал:
— Вот что, парень: бумажку эту я давно сжег. Ступай себе и не приставай больше.
И когда ошеломленный известием Трост пошел прочь — с поникшими плечами, безжизненно повисшими руками, опущенной на грудь круглой головой, похожий как никогда на огородное пугало, даже в черством сердце Рибейро шевельнулся червячок жалости, и он крикнул вдогонку аптекарю:
— Никто ничего не знает! Я буду молчать, можешь не беспокоиться!
Но Трост уже не слышал. Да если бы и слышал?..