Я позволяю себе сентиментальный жест — я кладу на язык мятную лепешку и сосу ее, глядя в тропическую ночь, на черный океан, на далекий огонек, вспыхивающий на берегу острова с милым названием — Тамара…
На рассвете меня будят петухи. Они кричат звонко, заливисто, соперничая друг с другом. Со сна трудно сосредоточиться; я кручусь на узком жестком валике, заменяющем здесь жаркие подушки, а память услужливо воскрешает сибирскую деревню с крепкими, широко разбросанными рублеными домами и маленьким плоским озером, бывшим для меня в те годы полномочным представителем всех океанов и морей земного шара… Я открываю глаза. Тьма непроглядна, и по-прежнему звонко орут петухи… Прямо-таки наваждение… Ночь теплая, влажная, но не душная — незнакомая ночь.
Часы показывают начало шестого. Вот-вот начнет светать. Я одеваюсь, беру полотенце и иду к океану. Восток скрыт от меня домами и деревьями, но звезд мало, и небо уже чуть-чуть сереет… На океане — нечто среднее между приливом и отливом, идо воды нужно добираться по камням. В полумраке это не так просто, да и слишком поздно я соображаю, что зря оставил тапочки на берегу: очень уж остры источенные морем скалы!
Светает, как и положено в тропиках, стремительно. Энергично пищат птицы в кронах сейб и манго… Я наконец нахожу приличную каменную ванну и, цепляясь руками за дно, принимаюсь бултыхаться. Птичий хор становится сплошным, оглушающим и достигает своего апогея, очевидно, в тот момент, когда солнечный диск показывается из-за горизонта… Я не успеваю запечатлеть в памяти быстрые переходы багрянца в позолоту и наоборот, но замираю, пораженный видом кокосовых пальм: на ослепительно ярком фоне восхода их стройные силуэты кажутся угольно-черными, словно восход опалил, сжег их, и теперь они навсегда останутся мертвыми… Но пролетает мгновение, и пальмы, подобно сказочному фениксу, воскресают из пепла и вновь колышут надо мной жесткими длинными листьями…
Селябабука стоит у автобуса. Завидев меня, он улыбается, косит карим глазом на сумку, из которой торчит рукоять сачка, и протягивает мне руку как старому знакомому. Потом он говорит по-французски:
— Моя родина — город Лабе. Скоро повезу вас туда. Посмотрите мой город…
Лабе — это древнейшее городское поселение народа фульбе, расположенное в центре горного массива Фута-Джаллон, километрах в четырехстах от океана. Примерно там же находится и город Пита, в котором живет мой московский знакомец Диаре Мусса… А слова Селябабуки звучат и гордо и приветливо. Очевидно, он уверен, что его родной город понравится нам.
