Орлиный услышишь там крик... | страница 25
Все это надо латать почти голыми руками. У нас нет инструмента: мы же не предполагали, что осадкомер разобьется. Вместо молотка применяем орудие далеких предков — гранитный осколок, вместо кусачек — единственный разводной ключ. Хуже с пайкой. Паяльная лампа есть, новенькая, покрашенная краской. Есть и паяльник с расшатавшейся ручкой. Есть олово и канифоль. Но бензин авиационный, с большим октановым числом. Вдруг взорвется в паяльной лампе?
Юра Акименко идет «испытывать» лампу на прочность. Он скрывается за камнем, чтобы до нас не долетели осколки, если взорвется лампа, наливает в тарелочку под горелкой бензин, подносит спичку. Взвивается голубое пламя. Нет, не взорвалась лампа. Чуть побледневший Юра поднимает большой палец — мол, все в порядке.
Паять умеем только мы с Юрой Барановым. Сначала камнем, потом наждачной шкуркой зачищаем полуметровый шов, разогреваем паяльник на лампе. Олово течет и тут же застывает. Холод быстро остужает металл.
В это время Сережа, Володя Зябкин и Николай Васильевич выпрямляют восьмерку обруча камнями, а погнувшийся верхний конус — весьма экзотическим способом. Сережа подпрыгивает и со всего маху садится на него.
К вечеру мы заканчиваем пайку. Наливаем в приемный конус бензин. На конце воронки появляется капелька — где-то течь. Приходится паять заново… Можно бы ничтожную дырку залепить обыкновенным пластилином, если бы осадкомер устанавливался на год-два, но Николай Васильевич да и ребята хотят, чтобы он простоял лет сорок. Им хочется сделать хорошо. Неудобно перед потомками.
Юра Акименко с Сережей уходят на ледник вмораживать рейки в точно замеренных точках. В будущем рейки передвинутся, и новые замеры позволят исследователям судить о скорости и направлении движения ледника.
Обратно приходят они уже в потемках усталые, в обледеневшей одежде. Жадно пьют кипяток.
Ночью ударил мороз. На высоте он переносится плохо. В глубоком черном небе застыли серебряные облака. И камни стали серебряными, и горы, и палатки. Луны не видно из-за вершины, но ею наполнен весь воздух, который тоже вспыхивает серебряными блестками легкой, почти невесомой снежной крупы.
Просыпаемся рано. С чаем доедаем последние конфеты — подушечки. По две на брата. Сахар и консервы Юра Баранов оставляет как НЗ. Николай Васильевич с Володей Зябкиным уходят готовить для осадкомера площадку. Скала желтая с черными проемами трещин, разбегающихся, как змеи. Сбоку нее висит снежный карниз метров тридцать толщиной.