— С фонарем нам повезло, — начал он. — Но откуда вы знали, что у охотника есть фонарь, который не гаснет даже при сильном ветре? Неужели вы настолько хорошо с ним знакомы, что знаете это?
— Да, я хорошо его знаю. Если бы я плохо знал его у меня были бы основания быть недовольным им. Он всегда пересекает дорогу, и не только мне: Он во все вмешивается, и не всем это нравится. Вы знаете, человек совершает не только хорошие поступки. И вот стоит только что-нибудь сделать не так, как сразу же у вас на дороге появляется Карай Пуку. А стоит обидеть индейца, и он становится сам не свой. Он тебе прочитает проповедь, а ты опусти голову и исправь несправедливость. И люди слушаются его как овцы барана, и даже тот не отважится спорить с ним, кто с другим поцапался бы из-за одного слова, не пришедшегося ему по вкусу. Как-то нас возмутила его привычка всюду совать свой нос. Было это в устье Набилека. Мы там ловили цапель. Выше цапель было еще больше, но там жили индейцы — кадувеи, а с ними лучше не связываться. У них на все один довод — выстрел из винчестера, а они хорошо вооружены. Мы ловили у самого устья, там, откуда легко было удрать. Нас было шесть человек. Среди нас был и дон Пабло; его знает весь Парагвай, а он и черта в полночь не испугается. Мы ждали опасности со всех сторон. Однажды Карай Пуку на небольшой лодке приплыл прямо в наш лагерь. Сами понимаете, нам это не очень улыбалось — иметь еще одного пайщика. Мы его совсем не знали, он был тогда молодой парень, и нам показалось, что он хочет примазаться к нам. Никому из нас не хотелось начинать с ним ссору. Едва кто-нибудь из нас заводил с ним разговор. Карай пристально смотрел на него, и разговор немедленно прекращался. Наконец, очередь дошла до дона Пабло. Тот начал — зацепку он нашел сразу же — но Карай только посматривает на него; потом рассмеялся и, словно угадав наши мысли, заявил, что если бы ему нужны были цапли, то он не сидел бы здесь и не ждал, когда птицы прилетят к реке, а шел к гнездовьям, где у птиц эгреты[5] еще не запачканы и не помяты. Во время разговора он сбивал одну птицу за другой. У него была хорошая винтовка, двустволка. И когда он увидел, как нас бесит его поведение, он поел наши макароны, выпил наш чай, выспался, потом сел в свою лодку, оставил нам убитых цапель и уплыл. Каждому из нас досталось около семидесяти перьев. И куда, вы думаете, он поплыл? Вверх по Набилеку, прямо в когти индейцам-кадувеям. Поплыл один. Думаете за тем, чтобы стрелять цапель? Вовсе нет! Отправился прямо к ним в селение и потом бродил с ними по горам. Мы про него забыли и думали уже, что его тело давно растаскали коршуны или что его зажарили на костре. Цапель было все еще много, но нам так не повезло. Нас доконали тамошние болота. Целую неделю мы жили без огня — никто из нас не мог встать на ноги и отправиться за дровами. Малярия!
