— Почему ты не в школе, сынок? — устало спросила она.
— Какая школа, мама?! Что с папой? Как он? Тетя Маша сказала, что у него инсульт, это правда?
— Да, сынок, правда. Но с ним все будет хорошо. Он поправится, — фальшиво произнесла мама. Я понял, что она лжет. — Где Анечка?
— Понятия не имею. Спит, наверно, — небрежно ответил я. Мне не хотелось переводить тему, я должен был все узнать про папу. Мама покачала головой.
— Нельзя так, Сережа. Почему ты так относишься к сестре?
— Она мне не сестра! — отчаянно выпалил я, и сразу пожалел об этом. Даже в порыве отчаянной ненависти к Нютке я никогда не позволял себе этих слов. Мне было стыдно произносить их. Стыдно было и сейчас, когда я уже ляпнул это.
— Не говори так, сынок! — испуганно воскликнула мама. — Не говори так! Мы с папой любим Анечку, и мне она как дочь. Мы очень любим ее, и тебя очень любим!
— Вот в последнем я сомневаюсь, — опять сморозил я. Я и сам не понимал, что заставляло меня говорить все это, ведь я прекрасно знал, что эти слова причиняют маме боль.
— Сережа, Сережа… В тебе сейчас говорит подростковый эгоизм и ревность. Это нормально, но когда ты повзрослеешь, когда станешь старше, то…
— То полюблю Аньку, как родную сестру? — закончил я за нее.
— Я очень на это надеюсь, — устало сказала мама. — Я только хочу сказать, что у Анечки никого кроме нас больше нет, и когда-нибудь тебе придется заботиться о ней.
— Тогда и Анечка станет взрослой. Зачем мне тогда заботиться о ней? Мама, скажи мне, что с папой? Он в тяжелом состоянии, да? Мама, не ври мне, пожалуйста!
Мамины глаза наполнились слезами, и она вытерла их ладонью.
— Да. Он… — ей было тяжело говорить, и я боялся, что она разрыдается совсем как Нютка. — Он не говорит, и никого не узнает.
Мама вздохнула и ушла будить Нютку, которая, наплакавшись, спала теперь крепким сном.
— Умывайтесь быстрее и будем пить чай! — мама очень старалась, чтобы ее голос был бодрым. Я не понимал, к чему этот спектакль — я бы не стал осуждать маму ни за слезы, ни за плохое настроение. Конечно, это все ради Анечки! Чтобы не напугать бедное дитя, мама из кожи вон лезет.
— Мам, а папа поправится? — с надеждой в голосе спросила Анька, когда мы пили чай на кухне.
— Конечно, солнышко. Конечно, папа поправится. Только наверно, не скоро. На это уйдет время.
— Зачем ты врешь ей? — не выдержал я. — Скажи ей правду! Пусть знает!
— Сергей! — одернула меня мама, но я не обратил на нее внимания.
— Солнышко, — обратился я к сестре нарочно ласковым голосом, подражая маме, — видишь ли, у папы случился инсульт, ты наверно слышала, что это такое, — да, она слышала, и она знала, что это, потому что ее большие глаза превратились в голубые блюдца. — Его парализовало. А еще, если ты придешь навестить его, он тебя не узнает. — Ресницы голубых глаз затрепетали, но Анька не заплакала.
