Последний аргиш | страница 23

Я снова повторил его слова.

Я не смотрел ему в глаза, я понимал, что делаю то, что хочу сам.

Голос сенебата звучит все громче и громче. Голос у него могучий. Он то взлетает к небу, то идет как ветер по земле. Сенебат поет красиво.

Он встает, ударяет по бубну, перекладывая из руки в руку, обносит вокруг себя колотушку и сам начинает кружиться по чуму, продолжая петь:

Я повторяю слова песни, и мне кажется, что ясно вижу дорогу, вижу этот путь.

Я знаю вокруг все тундры и не узнаю места, над которым лебеди несут сенебата.

Только в рассказе матери о тундре, что лежала на пути к Печальке, есть одинокая пихта. С тех пор как погиб отец, люди стойбища не кочуют на это озеро.

Неужели сенебат видит эту дорогу?

Я смотрю на наших людей. Они сидят, слушают. Они или не узнают, о чем поет сенебат, или ничего не боятся.

Я должен им сказать, я должен решиться.

Сенебат замолк, глубоко вздохнул.

Сейчас, сейчас моя очередь подхватить его слова, подпеть ему. Я раскрываю рот, я пою, и голос мой звучит громко-громко.

Я повторял за сенебатом, но в песню вторгались иные слова:

Я пел и не видел своих людей.

Я очнулся от крика, похожего на стон гагары.

Вскочил Чуй, стоял растерянный Кильда, а сенебат кружил по чуму, стараясь заглушить мою песню.