Кто кто, а уж он-то, Акел Лескошек, знает, что получается, когда крупные империалистические хищники «интегрируются» с такими малыми странами, как Австрия. Он хорошо помнит, как вслед за экономическим аншлюссом последовал аншлюсе военный. Потом были погромы, аресты, концлагеря. Акел Лескошек не забудет, как он сидел за колючей проволокой в ожидании пыток. Ему не даст забыть пробитый фашистами череп. Мне видно, как в глубокой ямке на лбу художника под тонкой розовой кожицей тревожно пульсирует его мозг. Нет, такие, как Акел, не забудут!
В фешенебельных отелях на Ринге живут преимущественно богатые иностранные туристы и преуспевающие дельцы. Это их «дорожные крейсеры»[22] стоят в тихих затонах между тротуаром и аллеями и, выползая оттуда, занимают на улице почти вдвое больше места, чем скромные машины австрийцев.
Иностранца почти всегда узнаешь в Вене по костюму, по манере держаться.
Расфранченный молодой щеголь, совершающий заграничный вояж на папашины деньги, направляется на «крейсере» в ночной кабаре «Максим». Безукоризненные воротничок и манжеты, надменное выражение лица. За этой маской ни единой значительной мысли, никаких благородных эмоций.
Богатые леди выходят на прогулку в сопровождении горничной, ведущей на ремешке целую свору подстриженных по моде собак. Прохожие смотрят на породистых собак, на хорошенькую горничную, потом на госпожу. Сколько в этих взглядах умной венской иронии!
Однако ни наплыв иностранцев, ни протезы чужой «культуры» не могут изменить чисто австрийского облика Ринга. Он остается для венцев любимым местом тихих вечерних прогулок и ярких многотысячных демонстраций.
После работы — семьями, парами, в одиночку — венцы неторопливо прогуливаются по аллеям Ринга, сидят за столиками уютных открытых кафе, отгороженных от толпы гуляющих только кустиками декоративной зелени, отдыхают на скамейках в парках и бульварах. Особенно оживленны бульвары Ринга в начале лета, когда в нежной зелени каштанов поднимаются султаны белоснежных пирамидальных цветов. Молодые листочки отпечатываются узорчатой тенью на асфальте, чисто промытом майским дождем. Стройные венские девушки выходят на прогулку без пальто. Ими нельзя не любоваться! И по случаю этого праздничного явления кажется, даже хриплые голоса газетчиков и трамвайные звонки звучат гораздо лиричнее.
Мне аллеи Ринга навсегда запомнились в осеннем убранстве. Может быть, потому, что впервые я увидел их осенью. Меланхоличная мелодия нескончаемого дождя, опавшие желтые листья и величественный Гёте в кресле на покрытом патиной пьедестале. Тогда мне показалось, что автор «Мариенбадской эллегии» вслушивается в эллегию венской осени, улавливая в ней для себя что-то очень важное…
