Переписка А. С. Пушкина с А. Х. Бенкендорфом | страница 9
В связи с этим имеются указания на то, что Булгарин за неповиновение якобы был отправлен на гауптвахту. О том упомянул без ссылки, к сожалению, на источник П. Н. Столпянский[42] в статье «Пушкин и „Северная пчела“ (1825–1837)»:
«При появлении своем она [статья Булгарина. — Прим. авт.] вызвала даже неудовольствие Императора Николая I, и за нее Булгарин сел на гауптвахту»[43]. Упоминание об этом есть и в письме В. А. Каратыгина к П. А. Катенину: «…по Высочайшему указу Булгарина посадили на гауптвахту»[44].
Письмом от 3 апреля 1830 г. Бенкендорф отвечает на пушкинское письмо от 24 марта, где заверяет поэта, что Булгарин никогда не имел с ним разговора о Пушкине и что вообще он видит Булгарина не чаще двух-трех раз в году. По поводу же просьбы поехать в Полтаву генерал сообщает, что император запрещает «именно эту поездку, так как у него есть основание быть недовольным поведением г-на Раевского за последнее время»[45].
16 апреля Пушкин обращается к Бенкендорфу с новыми просьбами, связанными теперь с предстоящей женитьбой:
«Г-жа Гончарова боится отдать дочь за человека, который имел бы несчастье быть на дурном счету у Государя. Счастье мое зависит от одного благосклонного слова Того, к Кому я и так уже питаю искреннюю и безграничную преданность и благодарность».
Кроме того, он (извиняясь за «смелость своих возражений») вновь просит разрешение напечатать «Бориса Годунова» в том виде, как он (автор) считает нужным, подчеркивая при этом и материальную необходимость для себя этой публикации в связи «с нынешними обстоятельствами»[46].
Письмом от 28 апреля 1830 г. Бенкендорф сообщает Пушкину, что царь с «благосклонным удовлетворением» воспринял известие о его женитьбе, а по поводу «личного положения», внушавшего определенные сомнения будущей теще поэта Н. И. Гончаровой, заверяет, что «в нем не может быть ничего ложного и сомнительного». А дальше следует признание, которое должно было, с одной стороны, произвести благоприятное впечатление на будущую тещу поэта, а с другой, отражало его истинную роль во взаимоотношениях с Пушкиным:
«Его Императорское Величество в отеческом о вас, милостивый государь, попечении, соизволил поручить мне, генералу Бенкендорфу, — не шефу жандармов, а лицу, коего он удостаивает своим доверием, — наблюдать за вами и наставлять Вас своими советами; никогда никакой полиции не давалось распоряжения иметь за вами надзор. Советы, которые я, как друг, изредка давал Вам, могли пойти Вам лишь на пользу, и я надеюсь, что с течением времени Вы в этом будете все более и более убеждаться».