Белая с розоватым кожа, аккуратно завитые усики, светлые вьющиеся волосы, густые ресницы, крошечный ротик – весь такой сладенький, весь такой приторный; маслянистый в своих манерах, в своих жестах. Консультант из дома мод – да! именно так!…
Меня так взбесило это слащавое существо, что я перестал заходить в то провинциальное кафе на площади Сен-Мишель. На самом же деле я невыносимо страдал от его присутствия. Каждый раз при виде этого типа меня тошнило до рвоты, как от кашицы из прогорклого бекона, куриных потрохов, мёда, молока и аниса…
При встрече с ним – что было нередко – мне никогда не удавалось избежать жеста нетерпения. Между прочим, однажды утром я даже не позавтракал, потому что, сидя в ресторане, в который я обычно не заходил, этот манерный персонаж имел наглость подойти и сесть напротив, за мой столик… Ох! я просто закипел, так сильно мне хотелось надавать ему пощёчин, расквасить его маленький носик градом ударов… Но я сдержался. Заплатил и убежал.
Что ж, увидеть эту юную кокетку за руку с таким знатным идиотом всё равно, что увидеть, как она замертво падает к моим ногам. Она не перестала быть моей любовью, конечно, но я больше никогда не смог даже подойти к ней. Маленький блондин навсегда запачкал её, замазал её. И если бы я и поцеловал её, в моей памяти тут же возник бы его смазливый образ, почувствовался бы влажный вкус его слюны, что-то липкое и вязкое. Обладать ею было бы то же самое, что искупаться в грязном море с жёлтой пеной, где плавает солома, куски древесной коры и дынные корки…
Так вот: а что, если моё отвращение к пленительному телу Марты имело такое же происхождение? Что, если этот самый любовник, которого я не знаю, внушал мне столь резкое отвращение? Вполне могло быть так, по ощущениям, тем более – я уже признавался – когда я обладал ею, у меня было чудовищное ощущение, что я одновременно обладаю мужским телом её любовника.
Но на самом деле, в глубине души я был почти уверен, что всё ещё ошибался; что это был совсем другой мужчина, что причина моего таинственного отвращения намного сложнее. Вернее так: даже если бы я знал её любовника, и испытывал неприязнь к нему, не это было причиной моей тошноты.
На самом деле её плоть никоим образом не отталкивала меня самим этим чувством тошноты – её плоть отталкивала меня только чувством противоестественности, неизвестности; меня тошнило от её тела, как всегда меня воротило от эпилептиков, колдунов, блаженных, королей, пап – от всех, кого окутывала тайна…
