По пятам за любителями в поход двинулась официальная археологическая экспедиция, однако посещение пещер, уже разграбленных конкурентами, не представляло для археологов интереса, и к 1952 году им это надоело. Тогда они, несмотря на крайне ограниченные ресурсы, решили сами предпринять розыски в районе первой находки у вади Кумран. (Название произносится скорее Кумраhн, где h обозначает легкое придыхание, первый согласный — твердый звук к, образуемый в глубине гортани, в местном произношении часто звучит как г).
14 марта 1952 года одна из поисковых групп, примерно в миле[34] к северу от первой пещеры, найденной нашим пастухом, наткнулась на несколько черепков, разбросанных среди крупных камней. Когда камни — обломки обрушившейся части отвесной скалы — были осторожно убраны, раскрылась зубастая пасть пещеры, свод которой давным-давно обвалился. Там, на полу, в пыли, валялось множество крошечных обрывков пергаментных свитков и черепки примерно 40 таких же кувшинов, как и найденный пастухом. Всех охватило волнение: из 230 с лишним пещер, тщательно обследованных учеными, только эта предложила им хоть что-то существенное. Но самое главное ждало их впереди.
У одной из внутренних стен пещеры под слоем пыли археологи нашли два цилиндрических предмета, лежавших один на другом (PDSS, табл. 73). Они резко отличались от обычных свитков, и после первой же поверхностной очистки на них были обнаружены отчетливые следы выгравированных на металле знаков. Металлические свитки осторожно приподняли, залили раствором целлулоида и затем доставили в Иерусалимский музей[35]. Как выяснилось при более тщательном осмотре, свитки были изготовлены из почти чистой меди, однако со временем она полностью окислилась и стала чрезвычайно хрупкой. Линия излома со следами обломанных заклепок вдоль края первого свитка соответствовала линии излома с отверстиями второго — оба свитка первоначально были соединены, по-видимому, в один длинный металлический лист. Глубоко внутри большего свитка можно было заметить еще один шов (PDSS, табл. 85). Длину всей полосы шириной около фута [36] сочли равной приблизительно 8 футам.
Основная проблема состояла в том, как «раскрыть», развернуть медный рулон, поскольку хрупкость материала не допускала и мысли о каких бы то ни было манипуляциях.
Предлагалось несколько решений. Один маститый профессор советовал обернуть каждый свиток листовым золотом: оно — доказывал он с полной серьезностью — послужит гибкой основой при развертывании хрупкого листа. Этот же профессор рекомендовал просунуть между плотно скатанными (да к тому же забитыми пылью и, как мы полагали, плотно спаявшимися внутри) листами особую светочувствительную пленку. Письменные знаки, выгравированные на внутренних поверхностях свитков, должны были при этом каким-то таинственным образом отпечататься на упомянутой выше пленке. Между тем в США проводились эксперименты, преследующие более реальные цели: исследуя точные копии свитков, пытались выяснить, можно ли придать хотя бы некоторую гибкость окисленному металлу. Поступающие сообщений не вызывали особого оптимизма, и вскоре стало ясно, что единственный способ подступиться к тексту, это разрезать каждый свиток на узкие продольные полосы и затем отслаивать их от сердцевины. Подобным образом снимают кожицу с луковицы (или, что еще нагляднее, «расслаивают» рулет с вареньем).
