Среди исследователей наиболее распространено мнение, что медный свиток — не инвентарная опись зарытых сокровищ, а плод воображения его создателей, отражение легенды об укрытых храмовых сокровищах, спасенных от завоевателей. Эта гипотеза имеет много оттенков и отличий, подчас весьма существенных. Родоначальниками ее можно считать известного археолога Р. де Во, под руководством которого был обнаружен и выкопан медный свиток, и Ж. Милика, участника этой экспедиции. По мнению Р. де Во, медный свиток был зарыт у входа в третью кумранскую пещеру около 100 г. н. э[11].
В 1957 г. С. Мувинкель высказал предположение, что медный свиток принадлежит к апокрифическим произведениям и представляет собой опись мнимых сокровищ первого храма, якобы укрытых до завоевания Иерусалима Навуходоносором в 586 г. до н. э.[12]. Поддерживая точку зрения С. Мувинкеля и Милика, Л. Зильберман приводит любопытный каббалистический текст из «Mesek-het Kelim shel Bet ha-Midrash», в котором говорится, что опись спрятанных храмовых сокровищ начертана на Медной таблице (lûâh) nëhôset)[13]. Ф. Кросс также исходит из фольклорного характера документа, в котором, по его мнению, отражена традиция о легендарных богатствах Соломонова храма. Палеографический анализ текста приводит Кросса к выводу, что текст составлен между 25–75 гг.[14].
Гипотезу о фольклорно-апокрифическом характере медного свитка развил в ряде своих работ Ж. Милик[15]. По мнению Ж. Милика, медный свиток — письменная фиксация апокрифической традиции о богатствах храма[16]. Запись сделана в период между двумя восстаниями иудеев, т. е. между 70 и 130 гг. По палеографическим? соображениям Ж. Милик датирует свиток периодом между 30 и 130 гг., однако предпочтение отдает второй половине I в. н. э. По мнению Ж. Милика, медный свиток — свидетельство мессианистских верований, распространенных после разрушения храма. Ключ для понимания — этой описи надо искать в народной вере в будущую реставрацию храма мессией. Храм разрушен не чужеземцами, а по воле бога ангелами, которые спасли и спрятали храмовые сосуды и драгоценности в ожидании Ильи-пророка. Свиток написан не ессеями, а полуграмотным, быть может даже психически неполноценным человеком, одинаково плохо владевшим литературными формами классического еврейского, мишнаитского и арамейского языков. Основное значение свитка, помимо отражения в нем мессианистских чаяний, в том, что это памятник живого, разговорного еврейско-мишнаитского диалекта долины Иордана I в. н. э. с обильной примесью арамеизмов. Таким образом, по мнению Ж. Милика, этот памятник представляет значительный интерес для истории еврейского языка, его лексики и палеографии, а также топографии древней Палестины.
