Египтология как наука родилась вместе с колониализмом, когда Наполеон захватил Египет в 1798 году, и с тех пор более полутораста лет изучение древнего Египта было исключительной привилегией иностранных ученых, в основном европейцев и американцев; достаточно вспомнить выдающихся египтологов того времени — Лепсиуса, Масперо, Брэстеда, Райзнера, Юнкера, Гардинера, Эмери. Но сегодня времена изменились: Департамент древностей находится целиком в руках египтян, и сегодня существует целая школа египетских египтологов, которую украшают такие имена, как Лабиб Хабаши и покойные Селим Хассан и Ахмед Фахри, не говоря уже о множестве других ученых нового поколения. Правда, перемены начались задолго до 1954 года. Однако только политические события начала пятидесятых годов нашего века позволили заниматься изучением древнего Египта самим египтянам.
Поэтому вполне справедливо, что раскопки Царской ладьи должны были проводиться самими египтянами без всякой технической и финансовой помощи иностранцев. В каком-то смысле это был патриотический порыв египетского народа.
Ахмед Юсеф Мустафа
Когда Ахмед Юсеф Мустафа услышал о великой находке у подножия пирамиды, он был увлечен исследованиями гробниц знати XVIII династии в Фивах, в Верхнем Египте. Фиванский некрополь простирается вдоль пыльных холмов Ливийской пустыни на западном берегу Нила, напротив Карнакского храма и современного центра туризма Луксора, где когда-то стояли Стовратые Фивы, гордая и блистательная столица Египетской империи. В течение многих поколений западный берег был основным местом погребений фиванцев, городом мертвых, дополнявшим город живых на противоположном берегу. Здесь, у подножия холмов, могилам нет числа.
Хаджа Ахмед работал в Фиванском некрополе более двадцати лет, описывая и реставрируя великолепные росписи на стенах гробниц. Его коллеги в Каире уверяли меня, что он знает каждую из сотен фиванских гробниц не только по номерам, но и по именам владельцев, погребенных в них. Он часто так увлекался работой, что проводил в гробнице всю ночь и спал прямо на полу. Ему казалось, что он сам хозяин этой гробницы и видел сны, говорил он, которые могли сниться только тому, кто должен был быть здесь погребен.
Как только Хаджа Ахмед услышал о Царской ладье, он отложил свои «инструменты» — удивительный набор кремов для лица и кисточек, походивший скорее на гримировальный ларец какой-нибудь актрисы, чем на принадлежности опытного реставратора, — переправился через реку в Луксор и с ближайшим ночным поездом поспешил в Каир. Трудно представить себе, чтобы этот степенный и почтенный человек куда-то спешил, но, как он сам сказал, он очень торопился добраться до пирамид в Гизе и увидеть своими глазами место работы, которую, он не сомневался, поручат именно ему. Неизвестно, какие чувства обуревали его, когда он разглядел через отверстие в двадцать второй плите при тусклом свете огромные доски обшивки, передний и задний мостки Царской ладьи. Понимал ли он тогда, какая титаническая работа ему предстоит?
