Матаоа быстро повернул голову, а Темере в тот же миг отбросил камень далеко в сторону. Матаоа поднес руку к кровоточащему рту. Зуба не было! Он остался на конце шнурка! Матаоа ничего не почувствовал, так быстро все произошло. Темере перехитрил его, потому что, само, собой разумеется, никакой рыбы и в помине не было.
— Ну, как? — спросил Темере с хитрым видом. — Видел таматароу?
Матаоа, еще несколько оглушенный, быстро нашелся:
— Это была не таматароа, а фафаруа[55]. Разве ты их не различаешь?
Позже Темере много раз рассказывал про молодого Матаоа, которому он врасплох удалил зуб и который не растерялся, шутил и вел себя, как подобает мужчине.
— Не правда ли, неплохо сказано по поводу таматароы? добавлял он.
И старики тут замечали, что ничто так не полезно для подростков, как тяжелый физический труд. Несколько месяцев работы на участке делали из мальчиков настоящих мужчин. Мато был горд этим и решил больше не ждать и посвятить сына в искусство ныряния.
Посвящение
Матаоа уже видел дно моря. Не только с берега или с лодки сквозь прозрачную толщу воды, но и через очки для ныряния, которые ему давали иногда Мато или Тао.
Однако он не преодолел еще полностью свою робость, и его экскурсии на дно моря ограничивались спокойными, неглубокими водами лагуны невдалеке от деревни, так что при малейшей опасности он мог сразу же выйти на берег.
Хаамару, который сопровождал Матаоа в его вылазках, тоже побаивался: разве есть хоть один уголок в море, куда не заходили бы акулы. Правда, Мато сказал, что они страшны, только — когда ранены или видят кровь. Но эти слова Мато мгновенно вылетали из головы, когда вдали появлялись акулы и, большие, величественные, страшные, двигались на мальчиков. По сравнению с ними Матаоа и Хаамару сразу начинали казаться себе слабыми и маленькими. Зато какая красота под водой — ее трудно описать словами! Там все — цвета, движения, формы — представлялось совсем иным.
Наконец, Мато стал брать сына в море. Несколько месяцев они каждый день отправлялись нырять в лагуну. Рядом с отцом Матаоа научился побеждать свой страх. Тем не менее, когда Мато переставал грести и бросал якорь на глубоком месте — обычно он останавливал лодку там, где ему были знакомы каждый коралл и каждая яма на дне, — Матаоа в момент погружения всякий раз испытывал странное волнение, то состояние тревоги и душевного подъема, которое охватило его, когда перед ним впервые открылся этот необъятный волшебный мир, полный чудес.
