Он поднял якорь, взял весло и, энергично работая им, погнал лодку к берегу.
— Ты на сегодня уже кончил? — с удивлением спросил его помощник, показавшийся на поверхности, чтобы набрать воздуха, прежде чем снова погрузиться на дно.
— У меня сын! — крикнул ему Мато, не переставая грести, и тот, не выпуская из рук веревку, приподнялся и посмотрел на завернутый в ткань комочек, который Техина прижимала к себе.
— У меня сын! У меня сын! — без устали кричал Мато всякий раз, когда проплывал мимо лодок, покачивавшихся на сверкавшей под утренним солнцем воде, и новость бежала впереди него и облетела всю эту часть лагуны намного быстрее, чем он достиг берега.
* * *
В этом, 1924 году на нескольких атоллах группы, в которую входил Арутаки, было разрешено вылавливать перламутровые раковины.
По обычаю и с согласия старейшины Паумоту[2] и ныряльщиков, известных своей опытностью и умом, администрация Папеэте[3] распространяла разрешение лишь на половину, на треть, а иногда только на четвертую часть лагун. Ведь нужно было позаботиться о сохранении драгоценных перламутровых раковин, которые вместе с кокосовыми пальмами составляли все богатство жителей Паумоту. Из-за постоянного большого спроса некоторые ныряльщики требовали полной свободы, но разве они были правы? Очень скоро дно моря было бы опустошено, и лет через десять перламутренницы стали бы попадаться так же редко, как жемчужины, которые в них находили.
Так, на Арутаки в этом году нырять за раковинами было разрешено лишь в северо-восточной части лагуны, напротив деревни, раскинувшейся на берегу большого пролива. Эта зона была отграничена воображаемой линией, проходившей между двумя ложными фарватерами, отстоявшими на двадцать километров друг от друга. Ее отметили вехами на коралловых островах, выступавших здесь и там среди лагуны. Деревня находилась далеко от района сбора раковин, и пришлось построить другую, временную, давшую приют четыремстам ныряльщикам с семьями, прибывшим на шхунах.
Большая часть людей прибыла с Рангироа, Манихи, Ахе, Такароа и Апатаки, и только сорок человек — с Арутаки. Они временно покинули родное селение у большого фарватера, чтобы жить со всеми в лагере ныряльщиков. Среди них, а быть может, и на всем архипелаге Туамоту уже на протяжении нескольких сезонов лучшим считался Мато. Обычно он опускался на двадцать пять, даже двадцать семь или двадцать восемь саженей и собирал не меньше трех тонн перламутровых раковин каждый сезон. При этом организм Мато не обнаруживал никаких нарушений и отклонений от нормы, ни малейших признаков таравана — ослабления умственных и физических способностей, рано или поздно поражавшего большинство ныряльщиков.
