Его голова слишком повреждена.
Я судорожно всхлипнула, опустила голову и разрыдалась, как не плакала еще никогда.
Джулиус прижал меня к груди и позволил моим слезам насквозь промочить шерстяные лацканы его черного пиджака. Я всхлипывала и давилась синим сернистым дымом, а тетя Эва пыталась натянуть маску на мои рот и нос.
Джулиус погладил меня по волосам.
– Эва, отвези ее обратно домой. Ей не следует здесь находиться.
– Хорошая идея. – Тетя взяла меня за локоть и оттащила от брата Стивена. – Пойдем, Мэри Шелли.
– Я знаю, что слышала его.
– Не надо об этом сейчас говорить. – Она повела меня к двери. – Я знаю, что тебе больно, но ты должна отпустить Стивена.
Это было выше моих сил.
Стивен не ушел совсем.
Глава 10. Бабочка и молния
Всю обратную дорогу мы с тетей ехали на заднем сиденье очередного такси, не проронив ни слова. Я хотела только одного – остаться в одиночестве. И вздохнула с облегчением, когда мы вернулись домой. Тетя почти сразу снова выпорхнула за дверь, спеша на свою работу на верфи.
Когда она ушла, меня охватило желание написать Стивену письмо.
На протяжении последних четырех с половиной лет, как только меня что-то сильно огорчало или чрезмерно возбуждало мой интерес, моей первой реакцией было излить свои мысли на бумаге, обращаясь к ней. Опуская письмо в почтовый ящик, я представляла себе, как оно едет по железной дороге в Коронадо, упакованное в коричневый почтовый мешок вместе с проштемпелеванными посланиями других людей своим друзьям и родственникам. И я как будто наяву видела, как Стивен читает мои слова с улыбкой на губах, держа наготове ручку.
Я решила, что два листка писчей бумаги и автоматическая ручка из моей тумбочки способны мне помочь, и все снова будет нормально.
Поднимаясь по лестнице в комнату, я представила себе Стивена, который спрашивал у меня: «Что такое “нормально”, Шелл? Ничего нормального давно уже нет и никогда не будет».
– Мне просто необходимо тебе написать, – громко произнесла я в пустоту.
Схватив письменные принадлежности, я спустилась вниз и вышла на задний двор, где под нависшими ветвями ароматных апельсиновых деревьев стоял видавший виды деревянный стол. Я не стала надевать маску и, вдыхая свежий калифорнийский воздух, начала писать письмо, зная, что никогда не смогу его отправить.
29 октября 1918 года
Мой дорогой Стивен!
Хочешь, я расскажу тебе что-то очень странное? Сегодня я была на твоих похоронах.
Да, ты правильно прочитал это зловещее сообщение. А теперь я должна тебя о чем-то спросить, и я хочу, чтобы ты честно ответил на мой вопрос. Ты заговорил со мной, когда я склонилась к твоему гробу? Ты видишь, как я сейчас пишу это письмо? Твой брат был прав, утверждая, что духи витают рядом с нами, надеясь проявиться на фотографиях, или во мне что-то изменилось? Мое обоняние стало необыкновенно острым – настолько, что я способна ощущать запах и вкус эмоций. И это не считая стрелки компаса и твоего голоса на похоронах. Одним словом, я уже не та, кем была до удара молнией.
