Когда стемнело, света мы не включали, лёжа на кровати у Матвея в комнате и слушая дождь за окном. Он не утихал, и это пугало. Я понятия не имела, как пойду домой, и уже как раз об этом подумала, зазвонил мой мобильник, напрочь промокший в джинсах.
Мама беспокоилась обо мне. Я мельком увидела, что звонит она не впервые.
Я честно призналась, что вымокла, но забежала к подруге, к Маринке, к кому же ещё. Спросила, можно ли мне у неё остаться, пока не кончится ливень, всё равно завтра 1 мая, выходной. И что родители её не против. Мама согласилась, и меня поразила усталость в её голосе.
Закончив разговор, я подтянула колени к подбородку и села на постели.
— Мама? — тихо спросил он.
— Да.
— Я думал о том, что ты мне рассказала в прошлый раз, — медленно произнёс он. — О родителях.
Я молчала.
— Ты должна принять их решение. И быть как можно ближе к брату.
— Да, в самую точку, — ответила я.
Я легла обратно на его плечо и не заметила, как задремала. Всё-таки день утомил меня, а дождь, настойчиво бьющий по окнам, убаюкивал.
Проснулась я от того, что мне хотелось в туалет и пить. Матвей спал рядом.
Я тихо встала, запахнув на груди его тёплую рубашку из шерсти, и прокралась из комнаты. Кухня показалась мне огромной и холодной, когда я босиком подошла к высокому столу для завтраков и налила себе воды из стеклянного графина. Похоже, в доме Матвея не пользовались пластиковыми бутылками. Даже лимонад я видела только в стеклянных графинах.
Вдруг я услышала сзади шаги и, подумав, что это поднялся Матвей, обернулась со стаканом в руке, не слишком заботясь о том, чтобы потуже запахнуть рубашку.
Передо мной стоял очень высокий мужчина лет сорока с небольшим, черноволосый, в тёмном пиджачном костюме и белой рубашке. На плечах я хорошо рассмотрела случайные капельки воды от дождя. Это был отец Матвея, вернувшийся домой, хотя должен был всю ночь дежурить в своём отделении хирургии, где был заведующим.
Я произнесла что-то вроде: — Здрасьте, — и испуганно уставилась на него, сложив руки на груди нервным и навязчивым жестом.
Он буквально пригвоздил меня своим чёрным взглядом, я ещё успела подумать, что Матвей не унаследовал этих беспощадных глаз. Потом он внимательно оглядел рубашку сына на мне, голые коленки и босые ступни, взъерошенные волосы и припухшие губы от жадных поцелуев и спросил: — Вы кто?
Я глупо улыбнулась и ответила: — Я… подруга Матвея.
Ринувшись было мимо него, чтобы поскорее надеть мокрую одежду и убежать от позора и его взгляда, он вдруг шагнул и преградил мне путь. Сердце моё ёкнуло и задержалось где-то в горле от страха.
