— В смысле? — не понял Матвей.
— В том смысле, что моя мама мечтала о большой семье, понимаешь? А папа нет. И с того момента они стали идти как будто разными путями, — закончила я и с удивлением обнаружила, что вернее и точнее не описать проблему моей семьи.
Матвей надолго замолчал, обдумывая мои слова.
— А что думаешь об этом ты?
— Не знаю. Мне жалко того, чего уже не может быть. Раньше было круто, когда брат был ещё маленьким. Я бы не отказалась от ещё одного зануды, только бы родители не разбегались совсем. И знаешь, даже очень бы хотела, чтобы мама ещё родила братишку или сестрёнку. Дети — это классно. Это счастье. Но только когда их любят и ждут. Папа выбрал другую дорогу. Сначала рядом с нами, потом — с другой.
Ещё раз мысленно спрашивала себя, зачем это всё ему говорю, но в ночной тишине, где изредка только были слышны пьяные песни возле пивной на проспекте, в темноте и ряби теней от фонарей можно было бы говорить самое личное. Хотя бы самому себе.
— У меня мать уехала за другой жизнью. Но отец больше меня переживал, я ж её редко видел. Она пропадала на любимой работе, в спортзале и салонах красоты. Привык. Ты тоже привыкнешь, хоть и невесело. Наверное, когда семья раскалывается вот так… из-за несбывшихся надежд — это хуже всего.
Некоторое время мы шли молча, шурша лепестками листьев цветов, опавших за сегодняшний дождь.
— И она не отказалась от этой идеи, насчёт большой семьи? Ради того, чтобы сохранить отношения? — спросил ещё он.
— Наверное, отказалась, — пожала плечами я, и Матвей прижал меня к себе крепче, чувствуя, что я мёрзну. — Но разочаровалась в нём, понимаешь? А он, чувствуя это… Ему подвернулся другой вариант, он увлёкся. Ей не повезло, наверное. Он и мучается, не хочет быть сволочью, но сердце не лежит. Жалко брата, он верит в счастливый конец.
— А сколько брату?
— Восемь только.
— Он не поймёт и отца не простит.
— Я тоже так думаю.
— А ты?
— Наверное, тоже. Не верю, что та жизнь, которую он выбрал, лучше, чем…, - голос мой дрогнул, и я зажмурилась, ощутив горячую влагу на щеках, — чем с нами.
Матвей остановился и поднял мой подбородок на свет.
— Чего ты боишься? — спросил он, и лицо его казалось сейчас лицом мудрого старца, только тёмно-серые глаза внимательно следили за мной.
— Я? — я жестоко всхлипывала, чувствуя себя идиоткой. — Я боюсь жить дальше. Боюсь, что в жизни нет ничего хорошего. Только брат и мама есть, а больше ничего.
Матвей обхватил одной огромной ладонью мой затылок и прижал мокрое лицо себе к груди.
