— А что я должен был делать? Воровать… как Мурза? — резко бросил он.
У Домантене только губы дрогнули и вспыхнули в темных глазах горячие огоньки. Но, совладав с собой, четко выговаривая каждый слог, она уязвила мужа:
— Не плюй в колодец, из которого пил и из которого, может быть, еще придется пить!
— Никогда! — в том же тоне отрезал он.
— Поживем — увидим…
Он кусал губы, стараясь придумать, как бы еще обидеть жену.
— Конечно, я один виноват в том, что у нас нет ни гроша! А что сделала ты, чтобы приберечь на черный день сотню-другую литов? Могла бы поменьше тратить на украшения да наряды, — глядишь, что-нибудь и отложила бы!
— Ты совершенно невозможен! — взорвалась Домантене. — Не видел, что ли, как другие живут?! И жалованье у них не больше твоего, а жены куда лучше одеваются. Люди строят себе дома, покупают автомобили. Опять скажешь — крадут? Если бы воровали — сидели в тюрьме! Просто умеют зарабатывать разными способами, вот что! Ведь занимая хорошее место, можно заработать. Тебе и самому предлагали, а ты?.. Фи! Потому что никогда ничего не понимал. Потому что ты, как смеются над тобой умные люди, страдаешь болезнью идеализма. Вот тебе и воздали за праведность… Наградили… Получай эту награду и продолжай трудиться… на благо отечества! Но платить тебе оно больше не будет. Можешь спустить с себя последнюю шкуру и пожертвовать ближним.
— Замолчи! — прохрипел Домантас, замахнувшись дрожащей рукой.
Зина побледнела, отпрянула от него.
Секунду он стоял как в столбняке. Потом выскочил в прихожую, схватил шляпу и, хлопнув дверью, торопливо сбежал вниз по лестнице.
«Нет! Неправда! Не все в жизни — грязь! Есть, есть, есть правда на свете!»
Сжимая кулаки, он спорил с каким-то невидимым, схватившим его за горло врагом, с вездесущим черным злом, непобедимым как ночь.
XVII
Начался отпуск. Но совсем не такой, какие бывали прежде. Ни муж, ни жена не поминали больше ни о курортах, ни о поездках, ни о летних туалетах… Домантас озабоченно метался в поисках работы, и Зина тоже весь день пропадала вне дома… словно не успела закончить в городе какие-то дела. Теперь она все время нервничала, сердилась, была рассеянна.
Получить место оказалось труднее, чем Домантас предполагал. Государственной службы он даже не искал, так как для получения ее требовались рекомендации лидеров партии ляудининков, близкое знакомство с влиятельными дамами или, наконец, измена своим убеждениям и публичное раскаяние в ошибках прошлого. Домантас готов был скорее терпеть нужду, чем прибегнуть к подобным средствам.
