Карьеристы | страница 75
— Господин Домантас! Какой приятный сюрприз! Совсем забыли старых друзей. Разве так можно? Вам давно следовало прийти сюда не как покупателю — как желанному гостю! Если есть лишняя минутка, может, заглянете к нам? Мы живем на втором этаже. Милости просим. Не зазнавайтесь! У меня здесь пока никаких дел. Прошу!
— Я так… Мимоходом. Загляну, думаю…
— Мы с Юргисом давно собирались нанести вам визит, но тоже все как-то… Извините нашу невежливость.
— Мы были бы очень рады. А Юргис дома?
— Да разве он усидит! Наверное, так и умрет на бочке — все митинги да митинги… По целым неделям пропадает. Доконают его эти выборы. Чего только не случается на митингах. Сам рассказывал: иногда приходится и за револьвер хвататься! Ужас, ей-богу, ужас! Мне это совершенно непонятно. Я все прошу его, чтобы остерегся, а он страшно доволен своей работой. Странный человек!
Искренность и радушие хозяйки несколько успокоили Домантаса. Теперь он дивился лишь тому, что Юлия не сердится на него. Не только не сердится, а даже наоборот — протягивает ему руку. Пока она болтала, Домантасу удалось разглядеть ее заведение. Магазин действительно был хорош — большой, богатый и нарядный. Всюду дуб, хромированный никель, зеркальное стекло. В витринах — изысканные женские украшения. На полках в порядке и со вкусом разложены товары. «Пожалуй, не без оснований поговаривают, что Крауялис женился из весьма практических соображений», — подумал Домантас.
— Как вам нравится мое новое дело? — словно угадав его мысли, спросила Крауялене. — Неинтересная работа, правда? Наши литовцы ее не любят. Странно иногда рассуждают люди. Говорят, например: зачем покупать у литовца, если за те же деньги можно купить у еврея? Или: зачем я продам что-нибудь литовцу, если мне и еврей столько же даст? И смех и грех! Однако я не могу жаловаться на отсутствие клиентуры. Правда, покупают у нас преимущественно богатые, из наиболее зажиточных семей… Так прошу вас — на минутку!
Домантас все больше не узнавал в этой деловой женщине прежнюю Юлию. Она стала оживленной, ловкой, самостоятельной. Впрочем, обладание крупным и доходным предприятием, вероятно, и придавало ей солидность и самоуверенность.
Они поднялись по лестнице в квартиру, и тут Викторас снова ощутил неловкость. Ушедшее было чувство вины снова леденило его душу.
— Садитесь, пожалуйста! Сигары, сигареты — прошу! Извините, покину вас на минутку, прикажу подать кофе.
Оставшись один, Домантас горько усмехнулся: «Смотри, как я довольна, как счастлива, смотри, как я не сержусь на тебя, мелкая ты душонка…»