Пока Альгирдукас был с ними, они оба без слов понимали смысл своих отношений. И он и она от многого могли ради него отказаться. Теперь оба очутились в пустыне, в голом поле, без дорог и без цели. Но… И Домантас поднимал голову, по лицу его пробегал отблеск света, как луч солнца, пробившийся из-за туч.
Как-то вечером, когда жена пришла пораньше, он сказал:
— Я понимаю, Зинут, что ты бежишь от тоски. Конечно, дома не о ком заботиться…
Домантене подозрительно уставилась на мужа, отошла к книжной полке, вынула несколько книг и стала перелистывать их, сама не зная, чего ищет. Она догадывалась, что муж заговорил о чем-то очень серьезном.
— Книги тебе надоели, — помолчав, продолжал Домантас, — музыка тоже… Сидишь одна и смотришь в окно…
— Привыкла, — не оборачиваясь, ответила она.
Викторас подошел, взял ее за руки, усадил на диван. Сел рядом.
Она чувствовала себя будто пойманная, смотрела то в пол, то куда-то в сторону, не осмеливаясь поднять на него глаза.
— Послушай, ты помнишь нашу прежнюю квартиру? Она была очень скромна, не правда ли? Только две комнатки. Но там было так хорошо, так славно жить. Помнишь?
Ее ресницы поднялись, в глазах засветилось воспоминание о прошлом.
— Альгирдукас был еще крошкой, — произнес он дрожащим голосом, но твердо, ясно. — Ты по десять раз, по сто раз на день целовала его личико, ручки…
Она вздрогнула.
— Потом он уже научился говорить «мама», «мамочка», «моя мама»…
Она закрыла глаза ладонями и покачнулась.
— Помнишь, как-то раз, обняв его, ты сказала: «Вот в ком моя жизнь!»
— Довольно! Довольно! — Зина вскочила с дивана. — Не мучай меня! Зачем бередить рану?! — По ее лицу катились крупные слезы.
Домантас тоже встал, положил ей руку на плечо:
— Мы можем… Мы можем иметь другого Альгирдукаса!
Она затаила дыхание. Викторас действительно сказал нечто очень важное, и ее мысль лихорадочно забилась, заглушая голос сердца. Но она еще не решалась что-либо возразить.
— И снова все стало бы как прежде… Ответь мне, Зина!..
Она подняла голову и в упор посмотрела на него. Зрачки ее расширились. Еще не раскрыв губ, словно в трансе, побледнев и отмахиваясь от него руками, жена наконец выдавила: — Нет, нет!.. Не хочу!.. Нет!
— Подумай, что ты говоришь! — в испуге воскликнул он.
— Думала, знаю… И не проси, не мучай меня.
— Что с тобой? Почему я не могу попросить? — возмутился он.
Минуту оба молчали. Ее лицо побледнело. Она стиснула зубы и готова была провалиться сквозь землю, лишь бы прекратить этот разговор.
