— Так как же, Зинут?
— Что случилось, Викторас? — Зина коротко глянула на него. — Может, что-то произошло в Каунасе? В чем дело?
Он постоял у окна, потом подошел, обнял ее прикрытые мехом плечи и сказал тихим, чуть дрожащим голосом:
— Этой ночью я не сомкнул глаз. Думал о том, что наша жизнь словно под откос катится. Едем домой… Разве ты не чувствуешь, что между мной и тобой, между тобой и Альгирдукасом появилась какая-то трещина? Она все растет, ширится и может превратиться в бездонную пропасть. Если и дальше так будет продолжаться, мы уже не сможем дотянуться друг до друга. Дай мне свою милую, нежную руку и вернись, вернись к нам, пока еще не поздно.
Его голос стал глухим и оборвался.
Минуту длилось тяжелое молчание. Зина мучилась, не в силах на что-то решиться, не зная, какой избрать путь. Наконец она промолвила:
— Мне тебя очень жалко, Викторас. Но… скажи, что же я должна для вас сделать?
— Откажись, ради бога, от своей бессмысленной жизни, от всех этих балов, кафе, клубов. Раз и навсегда!
Теперь она уже смело взглянула мужу в глаза:
— Ты хочешь изменить мою жизнь? Однако иначе жить я уже не могу. Очень обидно, но ты никогда не понимал меня. Дома ты создал такие условия, что я просто задыхалась. Не знаю, может быть, я вообще не гожусь для спокойной семейной жизни: слишком стремлюсь к счастью или характер у меня слишком беспокойный… Не знаю… Но я хотела, поверь мне, Викторас, хотела вместе с тобой радоваться жизни. Хотела делить с тобою успехи и почет. А ты вечно занят, замкнут, неразговорчив. Если ты и говорил со мной, то лишь о своих идеях, которые мне абсолютно непонятны, чужды. Я всегда стремилась помочь тебе и помогала, но ты этого никогда не ценил, не понимал и теперь не понимаешь. Мы очень разные люди. Я тебя люблю, ты не беспокойся, но мне трудно будет отказаться от той жизни, того счастья и тех успехов, которых я постепенно, понемногу достигла и которые мне весьма приятны.
Она говорила, уже совсем ничего не опасаясь, говорила откровенно, по-женски нежно упрекая его. Зине показалось, что она готова на все, лишь бы им обоим было хорошо, но по опыту она уже знала, какая это трудная задача, знала, что между ними уже кто-то стоит, и этот «кто-то» так легко не исчезнет, он и впредь будет сулить ей пьянящее счастье, пусть смешанное для нее с горем, даже с бесчестием. Может быть, это счастье очень рискованно, неопределенно; может быть, она поступает бездушно… Но у нее уже нет никаких сил, чтобы отказаться от него и начать новую жизнь. Если бы еще ничего не произошло, если бы все было иначе, совсем иначе, если бы она сама была другой, то смогла бы все забыть, оставить. Тогда перешла бы она через чистую реку, омылась и на другом берегу почувствовала себя новым человеком, начала бы новую жизнь.
