— А я взяла бы ее.
И они снова поддавались пьянящей музыке джаза, веселому ритму фокстрота.
— Пью за вашу красоту! — восклицал Алексас, наполняя бокалы. — Ну хоть пригубите!
— Вино кружит мне голову. — Она не могла оторвать глаз от его лица. Снова воющая и лязгающая музыка, снова пьянящий ритм фокстрота.
Когда они покинули танцевальный зал, над высокой башней костела занималась заря.
— Удивительное утро! Может быть, погуляем немножко? Посмотрите, как красив утром сосновый бор, — говорил Мурза, ведя ее под руку.
— Там роса…
— Тогда пойдем на взморье, на песке росы нет.
И они зашагали по новой, застроенной редкими виллами улице. Кругом ни души, ни одного живого существа, покой, тишина. Лишь изредка где-то вдалеке закричит петух да с моря доносится однообразный привычный гул.
Дорожка между дюнами вывела их на поющий под ногами песок. Шли они не спеша, иногда останавливались, обменивались короткими, на первый взгляд ничего не значащими фразами, полными для них глубокого смысла.
Наконец перед ними открылось синеющее и сверкающее море. Лучи восхода простирались по необъятному морскому зеркалу, розовые, желтые и фиолетовые цвета играли на поверхности воды. А дальше море сереет, голубеет и на горизонте темной тенью сливается с белесым небом.
На берегу виднеются лодки, но, насколько хватает глаз, ни души. Они идут молча так близко друг к другу, что ее волосы касаются его щеки. Он чувствует ее дыхание, видит длинные темные ресницы… С моря потянуло легким ветром. Алексас обнял Зенону, и она ответила на его поцелуй.
Из-за верхушек далекого леса выплыло багровое солнце.
* * *
Домантене бесшумно проскользнула в комнату, глянула на спящего мужа и, задумавшись о чем-то, остановилась у своей кровати. Викторас поднял голову:
— Вернулась?
— Вернулась, — ответила она едва слышно.
Он приподнялся, взял ее за руку и ласково попросил:
— Присядь, Зинут.
Зина послушно опустилась на краешек его кровати и вопросительно посмотрела на мужа. Он притянул ее к себе и поцеловал. Губы жены пахли вином и табачным дымом.
— Нынче вечером мы уезжаем домой, — произнес он спокойно, но строго.
Она вздрогнула:
— Почему так внезапно?
— Я думаю, ты уже отдохнула?
Он смотрел на нее и ждал ответа. Она молчала, огорченная, сосредоточенная, боясь проронить неосторожное слово. Зина догадывалась, что муж подозревает ее, но его неожиданная нежность совершенно сбила ее с толку.
Домантас встал, подошел к окну, раздвинул шторы — утренний свет залил комнату. Теперь он ясно видел ее побледневшее, поблекшее лицо. Она устало сидела на краю кровати, с поникшей головой, несмелая, какая-то помятая.
