Карьеристы | страница 54



Присутствующие бурно зааплодировали, послышались восклицания:

— Да здравствует наш лидер!

— Да здравствует светлое будущее! Ура!

— Ура, ура, ура!

Крауялис, продолжая хлопать, снова нагнулся к Домантасу и прошептал:

— Забыл, наверно, купить вату наш лидер…

— Какую вату?

— Он ведь обычно все в вату заворачивает, а сегодня… Вмажь-ка ему!

— А ты разве не выступишь?

— Выступлю… Только ничего не скажу… Мне иначе нельзя. А тебе… Я ведь знаю, как ты к нему относишься.

— Я никогда не припутываю к политике личные отношения.

Соседи обратили внимание на их перешептывание. И Юргис громко, во всеуслышание заявил:

— Господин директор убеждает меня ответить на столь замечательные пожелания. — Он встал. — Друзья! Фанфарами прогремел голос нашего вождя, зовущий нас на борьбу. И я от имени всех присутствующих хочу ответить ему: мы услышали тебя, Алексас! Дорогие братья, единомышленники! Кто мы? Смелые воины или напудренные дамы? Да, мы бойцы! И мы признаем лишь два слова: победа или смерть! Неистощимы наши силы, наши мечи не притуплены, и мы готовы заверить вождя: клянемся, что победим! Но чтобы победить, чтобы навеки закрепить нашу победу, мы должны разгромить всех своих врагов. Довольно обниматься с ними! Хватит миндальничать!! Их надо уничтожить до десятого колена! Но и в нашей собственной среде есть враги. Да, да! Все эти слабаки, ротозеи, все, кто оправдывает свою вялость, неспособность к борьбе умеренностью. Они считаются нашими людьми, но мы знаем: плохой друг опаснее настоящего врага. Потому, готовясь бою, мы требуем очистить нашу партию от тех, кто мешает работать. Пока в их тени укрываются настоящие враги, наши успехи будут лишь мыльными пузырями. Будем же суровы, как настоящие бойцы, будем храбры, как настоящие мужчины, — и наши успехи обретут прочность стали!

Крауялис кончил. Он еще минуту оставался стоять, обводя дико горящими глазами шумно аплодирующих товарищей. И внезапно сел, закрыв лицо руками. Нечесаные волосы упали на лоб, прикрыли глаза, щеки… Во всей его сгорбленной фигуре чувствовались сосредоточенность, боль, а может быть, и разочарование.

Во время его речи Домантас ловил на себе неприязненные взгляды. Все посматривали на него. Он снова почувствовал неловкость и пожалел, что пришел сюда.

Сидевший во главе стола Мурза понял это и, подняв бокал, громко сказал:

— Выпьем за господина директора, за нашего Домантаса!

Гости довольно неохотно приняли тост и молча выпили.

Викторас покраснел.