— Ни с какой оппозицией я ничего общего не имею, — тихо ответил Домантас, глядя прямо в глаза Никольскису.
— Зачем уж так безапелляционно? Скажите лучше: мол, ошибки прошлого… Человеку свойственно ошибаться. Ну, и наш, стало быть, долг, долг старших, указать вам, младшим, на ошибки, помочь исправить их. Я не собираюсь отнимать у вас много времени, время дорого, всем нужно работать. Скажу коротко: подавайте заявление.
— Извините, пожалуйста, какое заявление?
— То есть как это — какое? Вы — чиновник, находитесь, стало быть, на государственной службе и должны входить в партию таутининков. Иначе неудобно. Понятно?
— Этого я сделать не могу, — ответил Домантас, чувствуя, как горячая волна крови заливает лицо.
— Что вы сказали? — Директор вытащил из пачки сигарету и, не прикурив ее, сломал в пепельнице.
— Не смогу вступить в партию таутининков, — повторил Домантас.
— Ну, такого я не ожидал! — скрипнул зубами Никольскис. — Я к вам, стало быть, со всем добрым, а вы вон куда?! Так какой же мне, стало быть, интерес устраивать ваши дела? Если вы сами ничего не понимаете, так что ж… Больше мне с вами говорить не о чем… Да, вот еще: чтобы никаких опозданий! Этого я не потерплю!
— Так я же всего один раз опоздал…
— Ступайте!
Домантас вышел из кабинета. Нервничая, несколько раз прошелся по длинному министерскому коридору, остановился, пробормотал вслух: «Нет. Никогда! А там — что будет, то будет!» — и отправился в свою комнату.
* * *
Через пару дней ему позвонила в министерство госпожа Лапшене.
— Давненько не виделись. Как поживаете? Почему никогда не заглянете ко мне?
— Времени нет, сударыня. Работа не позволяет.
— Прошу вас быть у меня сегодня в пять.
— Благодарю, но никак не смогу.
— Ах, так! Тогда завтра.
— Тоже не смогу.
— Мне необходимо поговорить с вами, господин Домантас, по весьма важному делу. Ясно? — строго прикрикнула Лапшене.
— Я слушаю вас.
— Это не телефонный разговор! Вы неблагодарны, господин Домантас! — И она бросила трубку.
VIII
По улице, припорошенной свежим снежком, пролетел голубой лимузин и остановился у пятиэтажного, современной архитектуры дома. Из автомобиля выпорхнула молодая женщина.
— Подождите у подъезда, — кинула она шоферу, — может, придется ехать снова.
На даме была великолепная каракулевая шубка, светлые матерчатые ботики облегали стройные ножки. Она чуть ли не бегом влетела в просторный вестибюль, стены которого были облицованы мрамором, отперла дверцу лифта и поднялась на третий этаж.
