Это ее очень женское высказывание привело совсем не к тому результату, которого она желала. Домантас вдруг вспомнил свое прошлое, семью, смерть сына, Зину, оставившую его… Раны все еще кровоточили. И ему захотелось оставить дом Юлии, поскорее уйти отсюда. Он заторопился, уверил ее, что дома его ждет срочная работа, и распрощался.
До глубокой ночи недвижно просидел он за своим столом, подперев руками голову, погруженный в невеселые мысли.
* * *
А в министерстве пока все шло по-прежнему. Тянулись однообразные скучные дни. Почти каждое утро слышал Домантас традиционный нагоняй директора вахтеру по поводу мифической пыли; доносились до него из-за двери и разговоры Никольскиса с посетителями; иной раз становился он невольным свидетелем беседы шефа с кем-либо из подчиненных. Директор распекал чиновника за «политиканство», приказывал вступить в партию, грозил и повторял свои бесконечные «стало быть». Эта злополучная дверь и происходящие за ней разговоры уже изрядно надоели Домантасу. Как-то он даже предложил соседу поменяться местами, но Керутис не согласился. И Домантасу пришлось по-прежнему незримо присутствовать на зачастую довольно странных совещаниях, происходивших в кабинете шефа. Однажды он подумал; а не сообщить ли кое-куда о том, что там делается? Впрочем, бесполезно. Все равно ничего не добьешься. А кроме того, его сообщения были бы бездоказательны. Свидетелей-то нет! Строить обвинение на услышанных за дверью разговорах — не очень серьезно. И он махнул на все рукой…
Политическая лояльность почти всех чиновников департамента была уже приведена в норму, пока лишь Домантаса, к его немалому удивлению, не трогали. Он ждал.
И действительно: настал его черед. Как-то он на пару минут опоздал на работу — и надо же было случиться такому! Как нарочно, столкнулся в дверях с шефом.
— Опаздываете!
— Извините, пожалуйста! Виноват.
— Ладно. Кажется, опаздываете не часто… Вот что, зайдите, стало быть, ко мне. Через полчасика.
«Вроде бы не собирается взыскивать… Не сердится. Но зачем я ему понадобился?»
Домантас явился точно в указанный срок.
— Как поживаете, господин Домантас? — почти дружески встретил его директор, поглаживая бородку.
— Благодарю вас. Живу помаленьку. — Домантас стоял перед столом шефа. Сесть Никольскис не предложил.
— А вы все еще крупный деятель… И в газетах кадемов печатаетесь… Стало быть, так… Вот что: я долго ждал, надеялся, что вы сами поймете, осознаете ошибочность, заблуждения свои, а вы все еще с оппозицией.
