— Так рассчитаться не проблема, а расчёт есть за что давать? Дружинников вы точно всех уложили? — поинтересовался князь, незаметно подмигнув Антипе. Тот, как был, со шпагой в руке, начал потихоньку обходить говоруна слева.
— Так это… — дружинник заметно приободрился, едва речь зашла о деньгах, и даже глаза у него бегать стали вроде как меньше. Он даже засмеялся, но не весело, а скорее страшно. — Мёртвые они. Мертвее разве что в трунах[37] лежат на погостах.
Говорю же — они так рубились, что я потом каждого сабелькой проткнул — на всякий случай. Человек — он скотина живучая, как кошка. Хотя куда там кошкам до людей. Кот — он вообще скотина зряшная, баловство это всё… ААААА!!!!
Пацан оказался калачом тёртым и, видать, смекнул что-то. Пока чушь про котов молол, сделал пару незаметных шагов назад, а потом, крикнув так, что уши заложило, попытался рвануть наутёк.
Не преуспел — князь самолично достал его длинным уколом сабли в спину, угодив аккурат под левую лопатку.
Говорун лежал на снегу, повернув голову, и рыбой беззвучно открывал рот, будто пытаясь дорассказать про котов. Потом у него ртом хлынула кровь, он дёрнулся пару раз и затих.
Князь вытер саблю прямо о спину покойника, вбросил её в ножны и ругнулся матерно, но не с чувством, а как-то ровно и безжизненно. А потом добавил:
— Всё, сделано дело. Чисто сделано, болтать некому будет. Валить нам пора. Темнеть скоро начнёт, а нам с тобой ещё всю ночь скакать.
— А здесь прибрать? — растерявшийся Антипа неопределённо повёл руками вокруг.
— Одурел, что ли, с испугу? — князь демонстративно постучал по голове. — Здесь через полчаса волки будут — звери и приберут всё. Здесь самые волчьи места, а этих через несколько дней найдут, не раньше. Тогда здесь и убирать уже нечего будет, по одежде Адашевых опознают, а с разбойниками никто и разбираться не станет — и так всё понятно.
Князь вдруг схватил Антипу за воротник и, притянув к себе, сказал страшным шёпотом:
— В возке приберись и догоняй. Я Сидора проведаю, а потом в лесу у коней буду. Только на совесть приберись, понял?!
Антипа только и смог судорожно кивнуть.
Князь разжал кулак, толкнул Антипу в грудь и, не оглядываясь, побрёл по дороге. Шатался, как будто пьяный.
Антипа, волоча за собой шпагу, безжизненно пошёл к возку. Внутри всё было деревянным — этот безумный день, казалось ему, как будто выжег его досуха. Он шёл, ни о чём не думая, а вокруг была полная — какая-то даже неправдоподобная — тишина. Только снег хрустел под ногами, и Антипа впервые в жизни понял, почему такую тишину называют «мёртвой». Снег продолжал хрустеть, и убийца вдруг осознал, что с неба давно сыплет снег, причём сыплет хорошо и через час-полтора всю эту кровищу накроет чистым белым одеялом.
