, поэтому лучше было перестраховаться. Эти трое будут ехать впереди, дозором. Глава семейства тоже был уже во дворе, в полном воинском снаряжении и заметно нервничал. Ждали только княгиню, а Сёмен в походе не терпел ни проволочек, ни опозданий. Он уже собрался было послать кого-нибудь в дом — поторопить жену, но тут дверь открылась, и Арина вышла на крыльцо.
Все так и пооткрывали рты.
Княгиня была в мужском костюме: в высоких сапожках, в пригнанных по фигуре мужских штанах и в отороченной мехом куртке-венгерке[32]. За спиной у воительницы висел расшитый серебром сагайдак[33], как сказали бы современные автомобилисты, в полной комплектации: лук в налуче, стрелы в колчане и чехол для колчана, иначе тохтуй.
Слева на ремне у Арины висела тонкая фряжская шпага в ножнах. Оно и понятно — сабля всё-таки тяжела для женской руки, да и с даром Меткость шпагу пользовать способнее.
В целом же княгиня выглядела так, что все стоящие во дворе мужики, от юнцов до стариков, синхронно сглотнули.
Княгиня рассмеялась хрустальным смехом. Она была хороша, сама знала, что диво как хороша, и оттого пребывала в прекрасном настроении.
Арина подошла к Ждану, наклонилась над младенцем и спросила:
— Что, сыночка, смотришь? Не видел ещё такую маму? А вот такая мамка у тебя — боевая!
Она чмокнула сына в лобик, дождалась, пока они с няней загрузятся в возок, затем легко взлетела в седло подведённой кобылы и повернулась к мужу:
— Я готова!
— Едем! — махнул рукой Семён, и короткая кавалькада, провожаемая криками собравшихся, потянулась со двора…
* * *
Вечером того же дня где-то на дороге между Перемышлем[34] и Лихвиным стояли Антипа Оксаков и Андрей Трубецкой.
— Ну и где они? — князь заметно нервничал. — Скоро темнеть начнёт!
— Приедут, никуда не денутся, — внешне Антипа был само спокойствие, хотя в глубине души заметно нервничал. — Некуда им отсюда деться. Здесь от самого Перемышля и аж до Ржавца места глухие — ни села, ни деревеньки, ни хутора. А здесь ещё и лес стеной у самой дороги. Потому Стрига и указал на это место, как на лучшее.
— Стрига… — проворчал князь. — Много он понимает, твой висельник.
— Много, — утвердительно кивнул тиун. — Грехов у Стриги много, не спорю, но дело своё он добре знает и понимает в нём много. Мы потому его с командой и наняли, что здесь нам лучше людей не найти.
— Не знаю, — буркнул князь. — Тревожно мне что-то. Как оно всё ещё пройдёт?
— Да всё хорошо, — вновь начал убеждать Антипа. — Мы же всё продумали. Стрига ещё шестерых душегубов попроще нанял, ничего им особо не рассказывая. Они здесь вместе с Бабой и Невером два месяца банду разбойников изображают. Все о них уже прослышали, никто по этой дороге уже не ездит. Здесь и раньше не часто путники были — известно, торговля между Воротынском и Белёвым никогда не процветала. Литва торговую пошлину берёт, потому купцам проще было со своими московскими княжествами расторговаться. А сейчас, как про разбойников слух прошёл, здесь неделями людей не появляется. Пока их найдут — волки от Адашевых уже ничего не оставят. Положить их здесь всех — и княжество ваше навечно. А на вас никто не подумает — все знают, что как вы за них хлопотали, да и к духовной Адашевых вопросов быть не может — они сами вам с женой всё завещали, своей волей, все то видели и слышали.
