И забормотал что-то уже совершенно невнятное.
— О, Господи! — прижатый к груди Ждан ощутил, что его кормилица мелко дрожит. — Страх-то какой, спаси и борони, Исусе Христе! Что же нам делать-то, маленький.
Клуша всегда разговаривала с ним, с первых дней жизни, но сегодня как никогда Ждану хотелось ей ответить. Он последними словами проклинал старикашку, засунувшего его в тело, у которого даже речевой аппарат ещё не сформировался.
— Рассказать мамке твоей, а, маленький? — меж тем продолжала свой псевдодиалог Клуша. — Так она сразу допытываться начнёт — откуда слышала? И всё! Погонят меня за блуд греховный! Тебя точно отберут. Да только за то, что я тут при тебе кувыркалась, меня сразу обратно в деревню выпрут, да ещё и батогов всыплют на дорогу. И всё, прощай, моя сладкая барская жизнь!
Ждан никогда не видел свою кормилицу такой растерянной. Она сидела, с силой прижав к себе Ждана и тихонько раскачиваясь.
— А вдруг они и впрямь душегубство затеяли? Не отмолю же потом такой грех-то! Да нет…
Похоже, девка начала убеждать сама себя.
— Да нет, быть не может такого, да, маленький? Они ж благородные все, а благородные рази ж душегубами быть могут? Князь вон — княжество своё тебе отписать собрался, не может такому человеку душегуб служить. Ой, не знаю…
Она закусила ладонь и тихонько, еле слышно, завыла.
— Что же мне делать, дуре блудливой, подскажи, маленький? Говорить аль смолчать?
Младенец мрачно агукал.
Она ещё немного посидела, раскачиваясь, потом, явно что-то решив, встала и положила Ждана в колыбель.
— Давай спать, маленький. Утром решу, утро вечера мудренее.
Когда Клуша подваливалась под бок своему хахалю, тот вдруг мгновенно проснулся, вскинулся и сел в кровати:
— А? Что?
— Да я это, я, — шепнула Клуша, — княжича кормить вставала.
А потом, явно решившись, добавила:
— А ты кричал во сне.
— Да-а-а? — зевнул Антипа и, даже не переменившись в лице, спокойно добавил: — Небось что-нибудь про засады и душегубов орал?
— Да!!! — вытаращила глаза Клуша. — А ты откуда знаешь?
— Да меня много лет кошмары мучат, — опять равнодушно ответил прелюбодей. — Я ещё мальцом был, когда с отцом в засаду разбойничью попал — он тогда торговлей занимался. Нас-то Господь миловал, а людей на моих глазах многих посекли. Крови было… С тех пор и мучат меня кошмары — спужался сильно, говорю же, пацаном ещё был.
— Ой, борони Господь! Страх-то какой! — с явным облегчением закрестилась Клуша.
А длинный тиун меж тем притянул её к себе и шепнул на всю комнату:
