Монголы всегда любили стихи и песни, хранили их и памяти и передавали в неизменной и совершенной форме. Знатоки поэзии до сих пор привлекают к себе всеобщее внимание. Едва написав эти слова, я осознал, что в них только половина истины. За этой любовью монголов к слову кроется нечто большее. Еще в середине XIX века они были знакомы с книгой, с письменным словом лучше, чем какой-либо другой народ мира! Эту забытую, закамуфлированную искаженными представлениями истину напомнил мне Ринчен, отец палеонтолога Барсболда. Их дом в Улан-Баторе был именно таким, каким мы представляли себе жилище профессора старой школы. Диваны, кресла, книжные полки, письменный стол, заваленный стопками бумаг и книгами. Профессор Ринчен в переливающемся дэли, с молочно-белыми волосами, падающими на плечи, то и дело опускал руку под кресло, чтобы придержать ежа. Этот зверек, которого Барсболд привез из пустыни, не давал покоя собаке. Мы беседовали в тишине, нарушаемой лишь топотанием ножек ежа, все ближе подступавшего к креслу, где у ног профессора дремала такса. Внезапно раздался отчаянный визг, ошалелая собака заметалась по квартире, задевая боками мебель, еж бросился вдогонку.
Профессор сообщил нам, что пятьдесят процентов мужчин прежней Монголии были буддийскими монахами. Из них лишь небольшая часть жила постоянно в монастырях. Большинство после посвящения возвращались в мир, жили в степи, заводили семьи. Но дело не в этом. В монастырях обучали тибетскому языку и тибетской письменности, кроме того, десятая часть монахов училась писать на родном монгольском языке. Пожалуй, нельзя назвать ни одной страны мира или хотя бы Евро пы, где бы половина мужчин владела иностранным языком и письменностью. Этого не было даже в период наибольшего распространения латыни.
Остальная молодежь, не связанная с монастырями, также училась. В поселках существовали государственные школы, окончание которых давало право служить в административных учреждениях. В степи работали передвижные школы, располагавшиеся в палатках. В них многое заучивалось на память, ибо каждый поступавший и монастырь обязан был читать наизусть тридцать девять длинных тибетских текстов и их монгольские переводы. Возникли навыки в заучивании текстов, уважение к книге. Может быть, поэтому в современной Монголии так любят читать, сочинять стихи, песни, диалоги.
На следующий день после вылета Зофьи было воскресенье. Мы остались в гостинице до понедельника, чтобы позвонить в Улан-Батор и узнать диагноз. Весь день я писал открытки. Вечером мы долго лежали, не могли уснуть. Кровати душераздирающе скрипели, даже если никто не шевелился: сетки были растянуты так, что напоминали гамаки. Мне все время казалось, что я спиной касаюсь пола. Кроме того, под самым окном допоздна болтали бабы, у юрт лаяли собаки и приходили под окно пить из лужи. В глубокой тишине я различал их осторожные шаги по гравию, а затем слышал, как они лакают. Раз, быстро топоча, прибежала коза, плюхнула копытами по воде и начала неряшливо и жадно хлебать. Едва задремал, как над моей головой заговорил репродуктор. Было шесть утра — я вскочил, выключил его, но потом так и не смог заснуть.
