10
В Далан-Дзадгад мы отправились в сумерках, теперь темнело довольно рано, а до ночлега было еще далеко. Я поехал вперед, МАЗ отстал. На песчаном грунте явственно проступала колея, которая с каждым годом становилась все шире, поскольку водители старались ехать по краю, чтобы не буксовать колесами в измельченном песке. В лучах фар мелькали саксаулы, несколько тушканчиков перебежало нам дорогу. Пришлось остановить машину: перестало поступать горючее из бака. Когда я лежал с фонариком под машиной, отсоединяя засоренный фильтр, МАЗ, не останавливаясь, промчался мимо и исчез вдали. Несколько минут спустя мы погнались за ним вдогонку, уверенные, что он уже ушел далеко. Крутой поворот возвещал о приближении известного мне труднопроходимого участка пути, поэтому я разогнал машину до семидесяти километров в час. В столбах света от больших фар появилась белесая полоса — слегка выпуклая дюна из мельчайшего песка, которую годами наносили ветры. Не больше пятидесяти метров ширины, однако на большой скорости проскочить ее было не трудно. Мы взлетели на дюну, и мелкий песок затвердел под колесами. Покрышки катились, как по бетону, оставляя едва заметные следы, крен был так мал, что машина, не сбавляя скорости, скользнула с гребня на склон по другую сторону, начав спуск на темную, засыпанную гравием равнину. В том месте, где машины обычно съезжали с дюны и расплющивали ее колесами, образовался длинный язык светлого песка.
Еду прямо на него и внезапно соображаю, что ведь он правильной формы и черный. Резко поворачиваю, поняв, что впереди не песок, срезаю куст саксаула и пролетаю мимо МАЗа, который стоит с выключенными фарами. Подходим к нему, капот поднят, водитель в темноте возится в моторе. Обходим кругом, освещая гиганта фонарем. Сзади машина залеплена пылью, смешанной с песком. Номерные таблички, заднее освещение, доски борта, брезент, металл — все покрыто слоем песка толщиной с палец. Ремонтировать пришлось долго. В этот вечер мы проехали не более тридцати километров и устроились на ночлег в степи. До рассвета оставалось совсем немного, когда, открыв глаза, я увидел саксауловую сойку, сидящую на крыше кабины. Красноватая полоска разгоралась на востоке.
Мы углубились в горную цепь Гурван-Сайхана, минуя знакомое ущелье. По другую сторону цепи, вместо того чтобы покинуть горы по наезженной грузовыми машинами дороге, направились через ущелье, по дну которого бежал поток и которое было ответвлением первого. Видно, в нас заиграла открывательская жилка, пробудилась жажда к новым местам. Машина сразу пошла по воде: другом поднимались отвесные скалы. Когда их вершины почти сомкнулись и. казалось вот-вот преградят дорогу, горы вдруг расступились, открывая вид на покрытые растительностью пастбища, юрты, стада овец. По неглубокой впадине «мусцель» спустился с последнего на нашем пути склона. Отсюда до самого Далан-Дзадгада раскинулась зеленая равнина. Мы не стали спешить, так как МАЗ поехал кружным путем и отстал.
