Нерхеб и Актис не слушали ее. До них лишь изредка долетал ее тягучий, бесстрастный, шамкающий голос:
— Сатни-Хаэмусет встретил их поздней ночью, по пути в Темеху, к Западному рогу неба… Он видел сфинкса с человеческой головой, грифа с телом шакала, орлиной головой и ястребиными крыльями… Он видел тигра с змеиной головой и много других непобедимых и страшных чудовищ пустыни… Но боги Египта охраняли его… Сама светлая Нут явилась ему из ветвей смоковницы, подала блюдо хлебов и сосуд с водой и сделала своим гостем… Три дня гостил у нее Сатни-Хаэмусет, а на четвертый день сказал…
— Слушай, моя возлюбленная, — шептал Нерхеб, — подобно водоему, полному свежей воды, я полон тобой… Без тебя мой дух влачится как сломанное крыло, он слаб как дрожащий лист… С тобой — он сильнее могучего быка, сильнее льва, сильнее сильнейшего… Я полон тобой, как чаша вина перед жертвой… Взор мой тонет в твоих глазах, словно цветок в воде канала… Приди сюда, дай мне вдохнуть аромат твоих волос, возлюбленная моя…
В шатре было душно и жарко. Свежий ветер проносил мимо шорохи ночи и чуть заметно колебал полог из саисской шали…
— Чего ты хочешь, любимая моя, скажи?.. Я все положу к твоим ногам, похожим на две молодые пальмы в час, когда утреннее солнце золотит их своим поцелуем… Чего ты хочешь?..
Она лежала с закрытыми глазами и молчала, ибо у счастья не бывает слов…
— По ту сторону Гадира Сатни-Хаэмусет построил большой корабль, — доносился из темноты монотонный голос старухи, — он поплыл по Северному морю к одному из четырех небесных столпов… Шесть лунных кругов плыл Сатни-Хаэмусет и наконец…
Внизу, на дворе, залаяла собака, загоготали гуси, — близилось утро.
Никто не знал, что Актис не сирота, — никто кроме ее родных и старой Мимуты. У Мимуты ястребиный нос и ястребиный зоркий глаз. Она заметила Актис еще в детстве, когда та бегала голая, с обожженной солнцем кожей, с прядью над правым ухом, и крала фиги с лотка торговца.
— Маленькая красавица, ты будешь царицей мужских сердец, — нашептывала ей Мимута, — приходи ко мне, я научу тебя искусству любви…
Семилетняя Актис широко открывала большие черные глаза и смеялась. У старухи не было впереди двух зубов, и от этого изо рта ее вырывался странный присвист.
— Маленькая красавица… я научу тебя искусству… ты будешь царицей… — передразнивала ее Актис и убегала.
Отец Актис, Тинро, так же, как и дед и прадед ее, был парасхитом — нечистым человеком. Прикоснувшись к бальзамировщику или случайно войдя в его жилище, люди должны были очищать себя в храмах с помощью жрецов, совершать омовение и произносить очистительные молитвы. Бальзамировщики не могли надеяться на загробную жизнь, так как не имели нрава быть набальзамированными, их «ка» умирало вместе с их грязным телом или переходило в самых низших животных и гадов. Они были, поистине, прокляты богами и людьми.
