Кто указал тебе путь, о юноша?..
Кто подарил тебе золотой посох?..
Кто привел тебя под тень моего жилища?..
То Сехмет — рыжегривая львица…
Брови Актис были сурово сдвинуты. Она чуть касалась ковра босыми ногами; подвески на татуированной груди ее почти не звенели. Она протягивала вперед полные пригоршни цветов граната, и рабыни начинали петь громче:
Сехмет сожгла мне сердце, о юноша,
И заковала меня в огненные цепи…
Почему я не бросилась в объятия Хапи,
Бога таинственного?..
Актис заломила руки над головой, и цветы осыпали ее кровавым дождем. Она почти остановилась в своей пляске.
Вот я стою перед тобой, о юноша,
И нет мыслей во мне, нет слов, нет жизни,
Ибо страшна в блеске своем Сехмет,
Беспощадно ее пламя
И сладостно, как мед на лепестках лотоса…
Актис перестала плясать; песня смолкла; одни только флейты кончали еще свой певучий стон…
— Актис!..
Глаза танцовщицы, подведенные сурьмой, сверкнули, губы улыбнулись, и она быстрым легким движением скользнула в глубь шатра.
— Что, мой возлюбленный?..
Актис любима. Три раза уже луна обходила свой полный круг, а она все еще любима прекраснейшим юношей, знатным «семером» Нерхебом — любимцем самого «благого бога».
— Что, мой возлюбленный?..
Актис легла у ног Нерхеба и заглянула ему в глаза. Ее волосы, заплетенные в тонкие косы, были посыпаны голубым порошком и казались иссиня-черными змеями.
— Что, мой возлюбленный?..
— Ты плясала сегодня, как сама золотая Хатхор, — шепнул ей Нерхеб, — твои руки говорили больше, чем могли бы сказать уста… Царица моя, я — раб твой, ибо мед твоей любви наполнил до краев мое сердце, и я лежу без сил…
Она засмеялась счастливым смехом и припала к его руке.
Ветер отдернул полог шатра, и луна заглянула к ним. Запах с того берега стал приторно-сладким…
— Недобрый знак!..
Старая Мимута — хозяйка дома плясок — покачала головой.
— Недобрый знак, когда ветер доносит сюда дыхание мертвых…
Уставшие рабыни не слушали и приставали к ней:
— Госпожа, расскажи нам сказку!
Старуха погрозила им пальцем, запачканным хиной, которой она разрисовывала им утром ногти на руках и ногах, и села у низкого стола, заваленного сладостями, сосудами с пивом, финиками и медовыми печениями; рабыни окружили ее; лениво пожевывая шарики из мастики, они приготовились слушать.
Мимута, сморщенная и желтая, как старый пергамент, была искусной рассказчицей.
— Слушайте, — начала она, — я расскажу вам о мудреце Сатни-Хаэмусете, искавшем волшебную книгу…
Рабыни уселись удобнее и принялись слушать знакомую сказку. К старой истории о поисках магической книги Мимута прибавляла всякий раз свои собственные выдумки.
