Заложниц поместили под надзор стражи в уцелевший от пожаров дом Нерхеба.
Слепая Ситисру упала ниц перед царицей и поцеловала землю у ее ног. Старуха помнила еще былое могущество великой Нефтис-Менхопрури.
С приездом царственных гостей она словно ожила. Забыв счет своим годам, она весь остаток лет проводила в покое умершего мужа, у подножия его статуи. Жизнь с ее восстанием, бегством сына, войной, падением всех старых законов, казалось, прошла мимо, почти не коснувшись ее. Две рабыни по-прежнему приносили ей есть и пить, меняли на ней одежды, зажигали гаснущие светильники и молча уходили. Старуха, не сделавшая за всю свою жизнь ни одного доброго и ни одного злого дела, не возбуждала ни в ком ни любви, ни ненависти. Многие считали ее даже святой, подобно людям, посвящающим себя богам и живущим одной молитвой и постом. Ее покои были словно забыты в большом опустошенном доме…
Ситисру лежала, как всегда, распростертая у подножия статуи мужа.
— О Ани, возлюбленный мой, брат и супруг, — шептала она, — отчего стало снова шумно в доме твоем?.. Отчего люди не оставят меня, как оставила их я в скорби о тебе, дыхание моих уст?.. С тех пор, как ты ушел на Запад, не стало людей для глаз и слуха моего… не стало света…
Шелковый полог у входа неслышно колыхнулся, и царица Нефтис бесшумно вошла в покой. Она остановилась позади распростертого тела старухи.
— Как можно столько наводнений быть верной памяти мертвого? — думала она. — Как можно похоронить себя в четырех стенах, когда кругом кипит жизнь?.. Ситисру овдовела не старой и успела бы насладиться всеми благами, которые боги посылали когда-то знатным людям…
Царица вздохнула, вспомнив, что послали ей ныне великие боги.
Старуха подняла голову.
— Ситисру, — сказала глухо Нефтис, — ты одна осталась мне верной… я пришла к тебе с приказанием, ибо мне некому больше приказывать…
Ситисру покорно подняла на нее слепые глаза.
— Повелевай, мое небо… прикажи мне умереть, и я умру без стона…
Царица опустилась рядом с ней на пол и зашептала страстным, жгучим шёпотом, каким когда-то шептала слова любви на ложе, покрытом парчей, мехами и шелком:
— Ситисру… Ситисру… Великие боги наградят тебя за это на полях блаженства… Там, среди высоких, в семь локтей, колосьев небесной пшеницы ты найдешь своего Ани… Я завещаю тебе все, что у меня еще осталось, все сокровища, что спрятаны в тайнике пирамиды покойного фараона — моего супруга… Они лежат под базальтовой плитой, у подножия саркофага… Ты одна будешь владеть этой тайной, ибо никто, даже жрец — хранитель пирамиды не знал об этом… Ситисру… Ситисру… Ситисру… дай мне… дай… я знаю, мне говорили, что он спрятан у тебя в шкатулке из черного дерева, под изразцом пола…
