Нерхеб вошел в покой «благого бога». С тех пор, как он женился на царевне Меситнинухет-Техен, он стал единственным другом и советником фараона.
— Все такие скучные, — говорил «благой бог» сквозь слезы, — лица всех мрачны, как ночь… Арфисты разучились играть на своих золотых арфах… голоса певцов охрипли, плясуньи от вечного лежания на цыновках располнели как старухи, лица воинов суровы, — все тянутся к мечу и стрелам, забывая о весельи и вине… Я скучаю. Нерхеб… Мне надоели раздоры, войны, голод народа, мне надоели даже жрецы со своими вечными просьбами о новых подачках… Я не верю больше в их силу… я ни во что больше не верю… Я устал… Я постоянно хочу спать… И только ты один умеешь заставлять меня иногда смеяться…
Нерхеб благоговейно поцеловал золотой ремень сандалии фараона.
— Но и ты, — продолжал капризно «благой бог», — не тот, что прежде, помнишь, до твоей поездки в страну Хатнуб за моим бедным саркофагом, разбитым проклятыми бунтовщиками… таким красивым, таким крепким, как будто вылитым из электрума… Помнишь?..
Нерхеб опустил голову.
— Помню, пресветлый Ра, жизнь рожденных…
— Тогда я прогневался на тебя, — продолжал фараон, — за то, что ты осквернил себя любовью к этой девушке… как ее… дочери парасхита… Как ее звали?..
— Актис… — глухо прошептал Нерхеб.
— Да, да, Актис… плясунья Актис… голубой лотос Египта… так называли ее… Как странно, — теперь я не рассердился бы за любовь к ней… Теперь все изменилось, говорят, в Хсоу: нищие обладают богатством, почтенные в горе, ничтожные в радости… умалились люди… повсюду предатели… людей нет… сын знатной особы не различается от простолюдина… жены каменщиков и рабов носят виссон и мафкат… А твой бедный фараон не найдет, верно, скоро в своей сокровищнице и утну серебра…
Он помолчал, а потом добавил мечтательно:
— Эта девушка поистине была прекрасна, если ты тоскуешь о ней до сих пор…
Нерхеб упал на колени.
— Нет, повелитель обеих стран, я был бы недостойнейшим рабом твоего величеств, если бы посмел вспоминать о наложнице, назвав женой твою сестру, великую царевну Меситнинухет-Техен, прекрасную как день, как оазис в пустыне, как слеза Изиды… Но прости, владыка Нехена и Буто, если раб твой осмелится прервать мед твоих уст и склонить слух твоего величества к печальным вестям… Со скорбью в сердце я нес тебе их…
