Ти-Тхути толкнула дверь плетня и вошла во двор.
Рыжая коза, привязанная за ногу к кусту единственной акации, посеревшей за дни хамсина, пряталась под пальмовый навес; увидев девочку, она громко заблеяла.
Ти-Тхути погладила ее по пыльной шерсти и заглянула в дом.
Тинро лежал в углу на цыновке, плотно сдвинув ноги и прижав руки к бокам. Лицо его было иссиня-бледно; глаза закрыты. Перед глиняной фигуркой шакалоголового Анубиса — покровителя бальзамировщиков — чадил маленький светильник из пакли…
Ти-Тхути улыбнулась, — дедушка, верно, молился и заснул, позабыв погасить священный огонь…
Она подбежала к цыновке, сняла с себя ожерелье и, присев на корточки, надела его на плечи старика.
— Отец моей матери, — тормошила Ти-Тхути деда, — проснись!.. Я принесла тебе подарок: ожерелье из настоящего финикийского стекляруса… Мать говорит, что его носила сама…
Тинро не двигался.
Глаза Ти-Тхути раскрылись от удивления.
— Проснись же… посмотри на ожерелье…
Она отодвинулась в сторону и стала внимательно следить за лицом деда.
Большая синяя муха, жужжа, опустилась на щеку старика, медленно проползла по его носу, по лбу, по бровям и начала зарываться под веко…
Ти-Тхути отшатнулась.
В дверь заглянула рыжая морда козы; животное вытянуло шею и заблеяло долгим жалобным стоном…
Ти-Тхути вскочила и, пятясь, выбежала во двор.
Порыв хамсина отдернул край камышовой крыши, и целый поток песка хлынул вниз, на мертвое тело парасхита…
Ти-Тхути с криком убежала домой.
Бикит во что бы то ни стало хотела похоронить отца с былой пышностью похорон рпат. Ей казалось, что этим она смоет печать проклятья, которой так долго клеймили парасхитов.
— Гробница Нахтмину стоит пустая, — говорила она соседям, — она ждет мумий. Проклятое тело семера сгорело или засыпано пеплом награбленных им сокровищ… Пусть же гробница врага неджесу станет отныне вечным домом того, кто видел в жизни больше плевков и побоев, чем хлеба и масла…
— Да хранит судьба твою умную голову, Бикит… Истинно надо сделать так.
— Гробница семера стоила немало нашей крови!..
— Наших слез!..
— Нашего пота!..
— Пусть Тинро в вечной жизни отдохнет от земной!..
— Похоронить его, как хоронили бы самого Нахтмину!..
Решено было похоронить старика с торжественностью похорон былых сановников.
Семьдесят дней бальзамировщики готовили его тело к новой жизни. Жрецам, под страхом казни, было приказано запеленать его мумию в тонкие, пропитанные благовониями пелены. Под чтение заупокойных молитв десятки амулетов и священных текстов были вложены в складки вечной одежды покойного. Они должны были охранять Тинро от вражеских чар неземной жизни. Большой малахитовый скарабей — символ вечности — заменил ему сердце; четыре алебастровых канопы, наглухо запечатанные, таили в себе его внутренности. Деревянный гроб, в форме мумии, был расписан лучшими художниками синей, красной, зеленой и золотой красками; его поставили в глубину саркофага из целого куска голубого базальта.
