В лужах крови грудами валялись убитые люди; трупы бросали в воду, и они уплывали вниз по течению, страшные и разбухшие, как мертвые тобу… Вода у плотин стала грязной и вонючей, — ее нельзя было пить…
Потом вспыхнули пожары. Над Хсоу стояло сплошное кроваво-красное облако дыма. Горели дома богачей, лавки торговцев, судебные дома, царские склады, пурпуровые дома, ткацкие дома… На мостовой перед Великой Судебной Палатой ярко пылала целая гора судебных свитков; черные хлопья взлетали высоко в небо и бесшумно падали на землю; восковые дощечки мгновенно таяли, и по тлевшему дереву их быстро сбегали восковые слезы…
Каменные сфинксы и обелиски разбивались на мелкие куски; бронзовые статуи фараонов переливались в бесформенные уродливые глыбы…
Крики, вой, грохот и свист пламени день и ночь стояли над городом…
Ти-Тхути было страшно, но она не смела плакать, потому что кругом все смеялись и радовались.
Потом их дом снизу доверху завалили блестящими красивыми вещами, печеньями, сосудами с вином, грудой жареного мяса, плодами, овощами, сладостями, мешками с зерном, горшками с маслом и медом…
Целыми днями они пировали; приходили соседи — и пир начинался снова, и конца, казалось, не было этому пиру…
— Ти-Тхути, моя царевна, — говорила Бикит, — выбери себе ожерелье по вкусу, выбери себе ножные цепочки, чтобы твоя походка была плавной, как походка дочерей фараонов… Возьми себе все, на чем остановится взгляд твоих глаз…
Ти-Тхути, опустив голову, взяла первое попавшееся ожерелье и убежала…
Дул хамсин… В раскаленной воздухе носились густые песчаные облака. Вода в каналах, мутная и илистая, спала, обнажив покрытые черной, выжженной солнцем грязью берега. Деревья покрылись толстым слоем пыли. Трудно было дышать, больно было смотреть. Приходилось останавливаться и закрывать лицо руками, когда порыв хамсина проносил мимо тучи песка. Посеревшие поля сливались вдали с серым небом, и нельзя было различить границы между песками и долиной…
Улицы города были пусты; двери домов плотно закрыты; у порогов кучи нанесенной ветром пыли не убирались; крышки с цистерн и водоемов валялись на земле, и потоки песка текли в глубь водохранилищ…
Ти-Тхути бежала к городу мертвых. В минуты тоски она искала на груди старого Тинро ласки и утешения. Парасхит, одинокий и всеми забытый в эти дни смут, давно бы умер, если бы внучка не приносила ему пирогов, вина и мяса.
Город мертвых, всегда оживленный, с толпой покупателей, заказчиков, жрецов, носильщиков и плакальщиц, был теперь поистине мертвым.
